А щука разговорилась: сегодня сорок долларов выкрикнет, завтра все восемьдесят. Короче, поперло. Года не прошло – наполнились почесаловские закрома золотом по самый верх. Новый начальник, ходя по трудовым коллективам, горстями раздавал излишки и бойко шутил; население отвечало обмороками благодарности.
Насчет лужи начальник оказался строг необычайно: сейчас, сказал, мы положим этой мерзости конец! Вот прямо сейчас. И выйдя на берег, посмотрел на лужу холодным внимательным взглядом. Лужа сразу усохла на полметра – по крайней мере, об этом сообщило почесаловское телевидение, а почесаловское телевидение – это вам не Си-эн-эн какое-нибудь: эти ежели чего сказали – умри, но поверь!
Очень скоро почесаловцам открыли окончательную правду – это, оказывается, демократы во всем виноваты! Это они совратили народ с пути истинного, начальстволюбивого и в лихую годину безвластия ссали в лужу по заданию ЦРУ..
Демократов в Почесалове было много, человек пять. Уже несколько веков они начинали утро с покаяния, а тут, по высочайшей отмашке, болезных начали гонять по пейзажу, с улюлюканьем и посвистом. Дегтя и перьев истрачено было немерено, но уж и радости населению случилось – давно такой не было!
На глазах у перепуганного мира Почесалов вставал с коленей.
Излишек средств пробудил в горожанах фантазии доселе невиданные. Всякий честный почесаловец сделал себе карпатский евроремонт, элита перешла с онучей на версачей и взяла в кредит по джипу с кенгурятником. Каждый третий с Лазуркой, каждый второй с мигалкой, и все стали такие гламурные, что хоть не мойся.
Про элиту следует уточнить отдельно. Раньше, в лихие годы безвластия, почесаловской элитой были всякие бесчестные абрамычи, чуть не погубившие Среднерусскую возвышенность – теперь к власти пришли наконец настоящие патриоты: свояки и двоюродные нового начальника, друзья его юности, товарищи по кооперативу и коллеги по пыточной. Все они переехали в Почесалов и переделили промеж себя все, что лежало плохо или просто неправильно.
Отныне почесаловцы могли вздохнуть с облегчением: на Родине все теперь было под полным контролем; приступили к окрестностям.
Окрестности эти давно и настоятельно требовали мордобоя. Замечено было, что те, которые живут вокруг, Почесалов не любят. То есть буквально в кого ни плюнь – не рады встрече, уроды неблагодарные! Ну что сказать? – не повезло почесаловцам с человечеством.
Мордобой так мордобой. Это дело почесаловцы любили, имея в запасе на всякую дипломатическую ноту по паре ядреных боеголовок. С холодных времен в большом бункере под лужей пупырилась взаперти большая красная кнопка – рядом с картой мира, иконой и надписью старославянской вязью “Так не доставайся же ты никому”.
Завели, короче, под Пасху такой православный обычай: чуть кто плохо про Почесалов отзовется – сразу ему в рыло! И, пока лежит без сознания, отрезать, чтобы не выросло. Начальник во вкус вошел, раздухарился, по глобусу разъезжать начал, козью морду делать. Старожилы удивлялись: как он, такой крутой-беспощадный, полвека прожил тише воды, ниже травы?
Борьба с лужей тем временем вошла в решающую фазу – фазу освоения бюджета. Череда блестящих национальных проектов по осушению позволила передовой группе родных и близких лидера нации решительно войти в первую сотню списка “Форбс”, выбросив оттуда два десятка зазевавшихся старожилов. В честь этой победы в Почесалове был объявлен дополнительный выходной.
Чистая формальность был тот выходной – не затем они вообще вставали с коленей, чтобы работать! Для этого теперь были азиаты.
На краю лужи пришвартовалась белоснежная яхта патриотического олигарха – на ней и гуляли, пока не выпал снег. Начальник же, в чьем организме скручена была пружина, не позволявшая подолгу сидеть на одном месте, слетал мухой на экватор и подарил каждому туземцу по набору матрешек, фаршированных черной икрой. Благодарные туземцы постановили за это провести в Почесалове зимние игры на деньги ООН.
В предвкушении новых спортивных побед, совмещенных с халявой, почесаловцы чуть не умерли от гордости и перепоя. Голые, разрисовав себя кольцами, они прыгали в лужу и, сколько могли, праздновали там.
Когда, прямо посреди праздника, грянуло время выбирать нового начальника, начались суициды – никого другого над собой почесаловцы представить уже не могли. А тот, по личной скромности, кочевряжиться начал: закон есть закон, говорит. Я, говорит, немею перед законом. Уйду, говорит, вот прямо сейчас уйду, держите меня семеро.