Внезапно один из мужчин поднимает взгляд. Его яркие зеленые глаза встречаются с моими, и в их уголках появляются лучики-морщинки — он улыбается. Улыбка не сходит с его губ, когда он подходит к нам, и его высокие скулы становятся еще более выразительными. Я не могу не улыбнуться в ответ; его радость заразительна.
— Мадемуазель Франклин, мы с нетерпением ждали вас в Париже, — говорит мужчина. — Доктор Франклин, я имею в виду.
— Да, доктор Франклин, — подхватывает месье Матьё, — Позвольте представить вам главу лаборатории, в которой вы будете работать. Это месье Жак Меринг.
— Приятно познакомиться, — месье Меринг здоровается со мной за руку. — Мы очень вам рады.
От этого теплого приема у меня перехватывает дыхание, я думаю: кажется, я, наконец, оказалась там, где нужно.
Глава вторая
— Позвольте мне познакомить вас с нашей labo, — говорит месье Меринг с улыбкой и величественным жестом обводит помещение. Вместе с месье Матьё они ведут меня от стола к столу, запросто отвлекая chercheurs и ассистентов от работы, так естественно и доброжелательно, что те с удовольствием им отвечают. «Как отличается отношение месье Меринга к сотрудникам от подхода профессора Норриша в Кембридже или даже доктора Бэнгема в БИАПИУ», — думаю я, с легким содроганием при воспоминаниях.
Меня провожают к пустующему длинному черному лабораторному столу в углу комнаты, мой новый начальник садится рядом на табуретку. Месье Матьё разглядывает нас, а месье Меринг продолжает:
— Ваш революционный анализ атомной структуры угля произвел на нас впечатление, как, я уверен, вам уже рассказал месье Матьё. Ваши новаторские методы экспериментов позволили проникнуть в структуру угля и помогли нам понять различия между его разновидностями. Мы надеемся, что наши уникальные технологии позволят вам зайти еще дальше в изучении микромира, а конкретнее, углеродов. Месье Матьё, как вы знаете, один из ведущих экспертов в рентгеноструктурном анализе, и к моему счастью, он был моим учителем. Я надеюсь стать вашим.
Его поразительная прямолинейность трогает меня. Я не привыкла, чтобы коллеги-ученые разговаривали так, словно они рады работать со мной. Обычно совсем наоборот.
Поглядывая на каждого из джентльменов, я отвечаю:
— Сочту за честь. Не терпится узнать вашу технологию и увидеть, к чему она меня приведет.
С тех пор, как я познакомилась с месье Матьё три месяца назад, я мечтала о том, какие молекулярные миры смогу обнаружить, используя новый научный подход. Он заключается в том, что узкий рентгеновский луч направляется на кристаллическую решетку, в которой удерживаются атомы, и дифракция лучей оставляет отпечаток на фотопленке. Сделав несколько фотографий под разными углами и в разных условиях, а после изучив рисунки и измерив дифракцию лучей, ученые могут рассчитать атомную и молекулярную трехмерную структуру вещества. Я не смела и надеяться, что Матьё и месье Меринг захотят привлечь меня к этим исследованиям.
— Мы тоже сочтем за честь, — вступает месье Матьё. — Наша лаборатория не преследует конкретных промышленных целей, мы считаем, что, если мы предоставим нашим ученым свободу исследований в соответствии с их интересами и талантами, мы найдем применение этим открытиям. Не сомневаемся, соединение ваших навыков и наших технологий принесут огромную пользу.
Месье Матьё прощается и уходит, а к месье Мерингу подходит один из chercheur и увлекает в сторону; я остаюсь одна на своем рабочем месте. Здесь стоит такое же оборудование, которое я видела на столах других chercheur: мощный микроскоп, множество колбочек и пробирок с реактивами, предметные стекла и горелка Бунзена, но рядом с раковиной лежит стопка бумаг, подготовленная специально для меня. Перелистывая их, я вижу, что это отчеты о проектах других chercheur лаборатории и самого месье Меринга. Я сажусь и погружаюсь в описания изящных исследований Меринга, связанных с глиной, кремнеземом и другими замечательными материалами с использованием методов рентгеновской дифракции; если он передаст мне хотя бы часть своих навыков в кристаллографии, для меня он станет прекрасным учителем. Когда отрываюсь от чтения, обнаруживаю, что прошло уже два часа. Мое заветное желание — освоить этот язык, который может мне подарить рентгеновская кристаллография, а затем применить его на практике ко множеству веществ. Сколько микроскопических миров я смогу открыть? Миров, которые расскажут нам о самой сути жизни?