Жанна сказала очень тихо, возможно, вслух отвечая на вопрос из собственных размышлений:
– Никогда не задумывалась о смерти. Эта тема для меня табуирована.
– Смотреть в будущее надо, но не так же далеко, – пошутила Лена, испугавшись продолжения серьезного разговора. «Не хватало нам ещё эту весьма «многообещающую» проблему затронуть, тогда вообще сегодня не уснём», – заволновалась она.
– Не свихнулась на философии экзистенциализма? – грубо и раздраженно влезла в разговор Инна. – Не про тебя, Жанна, эти высоконаучные изыски. Хочешь потягаться со мной? Лучше помолчи. Давно могла бы заметить, в чью пользу сравнение.
«Чем вызвана эта бурная вспышка? Неужели сознательно выводит меня из себя? Спасу от нее нет», – разозлилась Жанна и огрызнулась в ответ:
– Приведёшь угрозу в исполнение?
– Имею такую неприятную для тебя особенность.
– Вернее было бы сказать: твою неприятную особенность, – сама за себя постояла Жанна. – Не пора ли тебе изменить тактику боя?
– Для собственного оправдания отступать, казниться и каяться, заниматься самобичеванием? – удивленно подняла брови Инна.
– Считаешь свою «импозантную особенность» достоинством? А я-то была в неведении!
– Хватит бросаться словами! Нашествие пустобрехов, – неожиданно вспылила Лена.
– Попрошу выбирать выражения, – взвизгнула Аня. Она почему-то приняла эту грубость и на свой счёт. Лицо её приобрело неприятное болезненно-нервное выражение. Но повернулась она к Инне:
– У тебя для общения с подругами всегда наготове припасена ироническая, а не дружеская усмешка? Или иногда снисходишь и откровенно… издеваешься… то бишь развлекаешься?
«Ох уж эти мне мелкие, обыденные обиды старой закваски, – проворчала внутри себя Лена. – Когда же девчонки наконец выдохнутся и замолчат? Физики! И в быту, пока одну проблему всесторонне не перетрут, к другой не переходят, даже если она непосредственно связана с первой. Крепкая закалка. Хорошо, что хоть с темы смерти соскочили... Как раскалывается голова!».
«У Инны удивительная способность всякий разговор сводить на спор и доводить до ссор», – отметила про себя Жанна и нервно повела плечами. Она промолчала, дабы самой не оказаться в роли «поджигателя войны» или объекта для нападения.
Колики в груди напомнили Лене о дыхательной гимнастике. Она осторожно пробралась на кухню, открыла форточку, развела руки в стороны, подняла их вверх… и замерла. Откуда-то снизу лилась тихая, нежная, до боли знакомая мелодия из концерта величайших исполнителей – скрипача Олега Когана, виолончелистки Натальи Гутман и пианиста Святослава Рихтера, который она недавно слушала в записи по телевизору. Лена придвинула табурет к окну, облокотилась на подоконник и обратилась в слух. Её охватило непроходимое чувство блаженной эйфории...
Музыка стихла. Лена продолжала сидеть. Незаметно нахлынули воспоминания.
«…Я словно совершенно непонятным способом попала из концертного зала в какое-то иное, неземное, восхитительное пространство... Игра превышала возможности самой музыки, её воспроизведение говорило еще о чём-то другом, что есть сама музыка...
В гармонически прекрасном исполнении Олега Когана неподражаемая виртуозная элегантность и поразительно изящная чувственность! Какая мощь таланта! Моя душа переполнена нежной радостью. Я плыву в волнах нечеловечески пронзительно тонкого ощущения наслаждения! Я пребываю в пространстве высокой одухотворенности и каждой клеточкой своей души воспринимаю счастье слияния с божественной музыкой! Невозможно поверить, что эти звуки издает скрипка в руках человека, но не Бога. Я наверху блаженства! Я вбираю, впитываю в себя каждую ноту. Я распознаю торжество любви, умиляюсь прелестью…
Феноменальная по своей энергетике музыка! Феерия божественных звуков… Счастливейшие минуты моей жизни. Я в состоянии изумительной прострации. Мне удивительно хорошо! В моей душе подъем благодарности за счастье жить на этой прекрасной планете Земля! Мне хочется говорить всему Миру высокие слова!
Это неповторимо, этого нельзя забыть. В быту мне не хватает восхищения. Но оно возникает в прекрасной музыке, когда ее преподносят гении.
У Олега Когана непререкаемая любовь к искусству, к окружающему миру. Он во всем чувствует музыку. Он – сама музыка. Прекрасный, исключительно светлый человек! Какая гармония с музыкой во внешности самого скрипача, в поведении, в общении с людьми. Во взгляде доброта, порядочность и глубина. Такой человек не нуждается в ежеминутном внешнем подтверждении своей значимости. В этом его гениальная скромность и воспитанность.