— Что я вам говорил? — вполголоса сказал Догерти Дрисколу. — Разве он не хитрюга?
В этот момент прокурор повернулся лицом к залу:
— Мисс Уильямс, пожалуйста, подойдите сюда.
Наступила тишина. Никто не двигался. Ноултон не отрываясь смотрел в стол перед собой. Трое Странных Рыцарей смотрели на Догерти и Дюмэна.
Мистер Брант, боевой дух которого ничуть не ослабел после дискредитации свидетельских показаний Шермана, устремил взор прямо на Лилю, которая продолжала сидеть на скамье, и грозно спросил:
— Вы отказываетесь давать показания?
Лиля встала и посмотрела на него.
— Вы имеете в виду меня? — поинтересовалась она.
— Да. Я назвал ваше имя. Подойдите сюда.
Лиля не двинулась с места.
— Прошу прощения, но вы не называли моего имени.
— Разве вы не мисс Уильямс? — раздраженно спросил мистер Брант.
Лиля отчетливо произнесла:
— Нет.
Прокурор уставился на нее с недоумением. Дрискол, Бут и Дженнингс удивленно переглядывались, а Догерти и Дюмэн понимающе улыбались. Ноултон не шелохнулся.
Шерман вскочил со своего места, подбежал к прокурору Бранту и взволнованно зашептал:
— Это она, точно. Они что-то хитрят. Вызовите ее.
Перед судом она не сможет лгать.
Но мистер Брант отослал его и, после секундного колебания, обратился к Лиле:
— Тогда как же вас зовут?
Лиля бросила мимолетный взгляд на обвиняемого, который повернулся, чтобы ее увидеть, затем посмотрела прямо на прокурора. Ее ответ был тихим, но отчетливым:
— Миссис Джон Ноултон.
После этого она села и закрыла лицо руками. Все в оцепенении уставились на нее — с удивлением или восторгом. Адвокат Сигал встал и обратился к судье:
— Ваша честь, эта женщина — жена обвиняемого и, следовательно, не может быть допрошена как свидетельница со стороны обвинения. Ваша честь видит, что она в подавленном состоянии. Не могу ли я попросить, чтобы было дано распоряжение не задавать ей больше вопросов в суде?
Но мистер Брант гневно повернулся к нему:
— Ваши доказательства! Представьте доказательства!
— Конечно, — сказал его оппонент, доставая из папки бумагу. — Я предполагал, что вы их потребуете, а вот деликатности от вас, сэр, не ждал. — Он протянул бумагу судье. — Это брачное свидетельство, ваша честь.
В помещении установилась напряженная тишина, а судья, надев очки, изучал большой испещренный печатями документ. Он посмотрел на дату и подписи, испытующе взглянул на адвоката Сигала, потом повернулся к Лиле и попросил ее выйти к свидетельской стойке.
— Я возражаю, ваша честь… — начал было адвокат Сигал, но судья жестом его остановил.
Лиля села на место для свидетеля. Секретарь суда взял с нее клятву. Судья повернулся к ней:
— Вы ли — упомянутая в этом документе Лиля Уильямс?
Лиля бросила мимолетный взгляд на брачное свидетельство и промолвила:
— Да, сэр.
— Вы являетесь женой обвиняемого, Джона Ноултона?
— Да, сэр.
— Вы готовы давать свидетельские показания во время этого слушания?
— Да, сэр.
— Прекрасно, — кивнул судья. — Вы можете идти.
Когда Лиля благодарно на него взглянула и отправилась на свое место, он протянул свидетельство адвокату Сигалу и повернулся, чтобы спокойным судейским голосом объявить прокурору:
— Вызовите вашего следующего свидетеля, мистер Брант.
Но с этого момента слушание превратилось в фарс — насмешку над обвинением. Из двух его главных свидетелей один был дискредитирован, а второй не мог быть подвергнут допросу, и прокурор Брант смущенно признался, что у него нет других свидетелей.
Он попросил Шермана выйти к свидетельской стойке и рассказать о передвижениях Лили, за которыми он наблюдал в тот вечер, когда был арестован Ноултон, но Шерман мало что смог сказать, и по лицам присяжных было легко догадаться, что даже этим его словам они не очень-то поверили.
Мистер Брант также вызвал эксперта, который подтвердил, что купюры из представленного обвинением бумажника фальшивые. После этого прокурор сел на свое место.
У защиты свидетелей не было.
После этого были произнесены заключительные речи.
Молодой мистер Брант заикался и запинался с четверть часа и, учитывая недостаток имеющегося в его распоряжении материала, проявил похвальную целеустремленность, но его выступление осталось в тени речи адвоката Сигала, которая достойна того, чтобы быть приведенной полностью:
— Если позволит ваша честь, господин председатель, и господа присяжные: не имея никакого намерения быть легкомысленным, я только могу заявить, что, после того как я рассмотрел представленные доказательства и после того как убедился, что доказательств, заслуживающих, чтобы о них говорили, нет, мне нечего сказать.
Через пять минут, не покидая отведенного для них места, присяжные вынесли вердикт «не виновен», и Джон Ноултон стал свободным человеком.
Лиля первой к нему подбежала, но и Странные Рыцари не намного отстали, и Джон Ноултон оказался в центре группы взволнованных, смеющихся лиц, полных доброжелательности и дружбы, а одно из них светилось любовью.
Левой рукой он обнимал за плечи Лилю, а правой по очереди пожимал руки Странных Рыцарей, но его губы хранили молчание. В этот момент и перед всеми этими людьми он просто не мог решиться заговорить.
— Я была так напугана, — повторяла Лиля. — О, я была так напугана!
— Ба! — воскликнул Дюмэн. — Отшего бы это, мадам?
Щеки Лили сильно покраснели, и Дрискол, увидев это, озорно заметил:
— Да, миссис Ноултон, это звучит отнюдь не как похвала нам.
— О! — беспомощно выдохнула Лиля, а ее щеки сделались пунцовыми.
— А где старина Сигал? — спросил Догерти. — Я хочу пригласить его на наш ужин сегодня вечером. Где он…
Что это? Смотрите!
Он взволнованно указал на происходящее по другую сторону зала. Все повернулись и увидели, что Билли Шерман выходит из зала суда в сопровождении двух полицейских.
— Возможно, это его друзья, — предположил Бут.
— Не-ет, — протянул Дрискол, — похоже, тут дело в маленьком проколе в его свидетельских показаниях.
Вроде это называется нарушением клятвы говорить в суде только правду.
В это время к ним приблизился Сигал.
— Давайте расходиться, — весело сказал он, — они собираются очистить помещение. И я полагаю, вы будете рады уйти в полном составе. А между прочим, видели нашего друга Шермана? Похоже, у него самого маленькие неприятности. Его только что арестовали.
— За что бы это? — спросил Бут. — Нарушение клятвы? Они времени зря не теряют.
— Нет. Дело в другом. Это старые делишки. Ребята, которые нацепили на него браслеты, не из охраны суда.
Не слышал точно, что они сказали, но, если судить по выражению лица Шермана, я бы не удивился, если бы это было обвинение в убийстве. Удачно мы его прихватили, а?
Они вышли из зала суда и столпились в коридоре.
— Ладно, забудем о нем, — махнул рукой Дрискол. — Он бы все равно рано или поздно свое получил. Давайте, пошли отсюда.
Они спустились по лестнице и вышли на улицу, гомоня и смеясь, все еще возбужденные и не отошедшие от напряженной и беспокойной атмосферы в зале суда.
У тротуара стояли три больших серых лимузина. Догерти вышел вперед и тоном главнокомандующего перед войсками возвестил:
— А теперь мы должны разделиться.
Он указал на первый из лимузинов:
— Дюмэн, сядешь в эту машину вместе с Ноултоном и поедешь к нему домой. Он там найдет все необходимое. Не беспокойтесь, миссис Ноултон, это займет час или два. Дрискол, ты вместе с миссис Ноултон поедешь на Сто четвертую улицу и заберешь ее чемоданы и все вещи. Остальные поедут со мной. И помните: в шесть часов у Дюмэна. Не позже. Ну, в путь, ребята!