В начале июля экспедиция оказалась в плену на севере острова Девон, окруженная со всех сторон водой. Кук был вынужден принять тягостное решение.
«Насколько хватал глаз, простиралась вода. Нарты сделались бесполезными, дичи было мало, припасов почти не оставалось. Наша судьба зависела теперь от плотика, обтянутого брезентом. Что делать с нашими верными собаками? Мы не могли взять их на эту хрупкую посудину. Тем более не могли остаться с ними. Чтобы выжить, нужно было покинуть их. Два пса уже убежали, решив жить со своими сородичами-волками. Мы отпустили на волю и остальных. Одни нарты мы распилили пополам и погрузили на брезентовый плотик, который брали с собой к полюсу и привезли обратно. Спальные мешки и старую меховую одежду оставили собакам, а все остальное тщательно упаковали, чтобы по возможности не проникала вода, и погрузили на плотик. С тяжелой душой мы тронулись в путь. Собаки визжали, как дети. На расстоянии пяти километров от берега мы еще слышали их вой».
Достигнув в сентябре мыса Спарбо, Кук с двумя спутниками-эскимосами перезимовал там в исключительно тяжелых условиях, использовав в качестве укрытия остатки эскимосской хижины — без собак, без оружия, почти без продуктов.
Весной 1909 года, впрягшись в нарты, они вновь пустились в путь вдоль берега острова Элсмира, пересекли пролив Смита и, испытывая невероятные муки от голода и холода, прибыли в Анноаток после четырнадцатимесячного отсутствия.
Пири, сообщивший 6 сентября 1909 года о своей победе над полюсом, через несколько дней после этого узнал, что Кук опередил его на год. И он с неописуемой яростью напал на Кука, используя все средства для его дискредитации.
Спор продолжается и в наши дни. Дело Кука можно назвать делом полярного Дрейфуса.
Двумя годами позже, когда Руал Амундсен достиг Южного полюса с помощью пятидесяти двух гренландских собак, никаких споров не возникло.
Амундсен, как и Пири, создал систему промежуточных складов. И хотя ему, казалось без особого труда, удалось водрузить на Южном полюсе норвежский флаг, однако следует учесть, что это был результат виртуозного использования собачьих упряжек в крайне сложных метеорологических условиях, да еще и на пересеченной местности.
Норвежец тщательно изучил отчеты предыдущих экспедиций — и первой из возглавлявшихся Скоттом, и экспедиций Пири, а также той, что была организована замечательным полярным исследователем, англичанином Эрнестом Шеклтоном. Амундсен извлек из отчетов много полезного и, использовав свой немалый арктический опыт, чрезвычайно тщательно подготовил путешествие на Крайний Юг.
В течение всей зимы, предшествовавшей отъезду, Амундсен с четырьмя своими товарищами по штурмовой группе тренировался на севере Норвегии, каждый с той упряжкой, которой должен был править во время решающего пробега. Поэтому собаки и люди прекрасно понимали друг друга и чуть ли не говорили на одном языке.
Упряжь Амундсен выбрал аляскинского типа и остановился на таком способе упряжки, который обеспечивал, по его мнению, большую тягу и в то же время меньший риск при встрече с трещиной, — собаки в этом случае оказались бы над нею одна за другой, а не все сразу.
Группа, отправленная им на юг для устройства первых складов, побила рекорд по быстроте езды на собаках. Она достигла 80° южной широты на барьере Росса, в 150 километрах от базы, и преодолела расстояние туда и обратно за четверо суток, т. е. со средней скоростью почти 80 километров в день при весьма неважных климатических условиях.
Они вышли в путь 19 октября 1911 года, а 14 декабря Южный полюс был покорен, Амундсен пробыл на нем трое суток, чтобы провести научные наблюдения, в частности определить свое местоположение. Во избежание сомнений в том, что он побывал на полюсе, Амундсен объехал на нартах вдоль и поперек квадрат со стороной в пять километров. Что это было? Профессиональная добросовестность? Опасение, что его победу будут оспаривать? Или ребяческая выходка?
Он двинулся назад 17 октября, оставив на полюсе палатку с шестом высотой четыре метра с норвежским флагом. Внутри на видном месте лежал конверт, адресованный Роберту Ф. Скотту. Письмо начиналось так: «Дорогой капитан Скотт! Вы, вероятно, первым прочтете эти строки…»
Через месяц Скотт нашел это письмо…
Скотт отправился в путь со своими товарищами 1 ноября 1911 года, через двенадцать дней после Амундсена. «Никакая поездка на собаках, — писал он, — хотя уже шестьдесят лет, как нарты и собачьи упряжки стали классическим способом передвижения в полярных экспедициях, — не может дать того изумительного чувства, какое испытывают люди, когда они одни, собственными силами, преодолевают трудности, страдания и опасности».
Чувство изумительное, но, по-моему, оно было лишь отговоркой, точно так же как и отказ Скотта использовать собак по той причине, что, как он неоднократно писал, пришлось бы, согласно арифметическим подсчетам, приносить их в жертву, по мере того как они становились лишними, поскольку нарты ежедневно делались легче за счет пищи, съедаемой людьми (1 килограмм на каждого) и собаками (500 граммов на каждую). Странная позиция, если учесть, что в плане подготовки экспедиции Скотт не поколебался предусмотреть (и осуществил) использование исландских пони на первых сотнях километров пути в качестве тягловой силы и их последующий убой (в пищу), когда они станут бесполезными. Не вижу, чем отношение к собакам должно отличаться от отношения к лошадям, когда речь идет о том, чтобы приносить их в жертву с заранее обдуманным намерением, из соображений необходимости (хотя таковые и не представляются очевидными старым английским дамам — членам бесчисленных «клубов друзей собак»).
Я сказал, что это было отговоркой. На деле Скотт, по всему вероятию, никогда не брался за серьезное изучение возможностей собак и еще меньше — за тренировочные поездки с ними. Он не верил в них, видя, что их использование на самой базе давало (это вполне естественно) лишь ограниченные результаты.
Это неверие в собак, иначе говоря — презрение к ним, дорого обошлось Скотту: в то самое время, как он со своими товарищами умирал на обратном пути от истощения, Амундсен и его спутники возвращались с полюса, достигнутого ими на месяц ранее Скотта, с сигарами в зубах, отрезая толстые ломти ветчины и восседая на нартах, которые собаки везли галопом…
Технические средства, примененные Скоттом в 1911 году, по существу не отличались от тех, с помощью которых Парри в июне 1820 года пересек остров Мелвилла с одиннадцатью спутниками, тянувшими сани с грузом в 400 килограммов. Скотт научно рассчитал рационы, придумал шипы для обуви, улучшил лямки, имел в своем распоряжении усовершенствованные сани, но принцип остался прежним — тяга силами людей.
Выступившая в путь к полюсу экспедиция первоначально состояла из пяти групп по четыре человека (из них четыре группы — вспомогательные), девятнадцати пони, двух тракторов и четырех нарт с тридцатью собаками. 5 ноября тракторы вышли из строя. К 9 ноября издохла большая часть пони. Наконец, к 11 декабря у подножия величественных гор трансантарктической цепи, после того как было пройдено 700 километров, оставшихся пони пристрелили, а две упряжки повернули назад.
4 января 1912 года Скотт отсылает последнюю вспомогательную группу. С четырьмя спутниками он берет курс на Южный полюс. 16 января они видят палатку Амундсена — победа у них была похищена.
Лишь через семь месяцев, 11 ноября 1912 года, спасательный отряд нашел наполовину засыпанную снегом палатку в 17 километрах от склада, устроенного на обратном пути, и всего в 90 километрах от базы.
За роковую ошибку — нежелание использовать собак в качестве опоры экспедиции Скотт поплатился неудачей, жизнью своей и своих товарищей.
После этих великих завоеваний наступила (особенно на Севере) эра таких виртуозов эскимосской техники, как Кнуд Расмуссен и Вильяльмур Стефансон.
Оба умели строить иглу, изготовлять одежду из оленьих шкур, обтягивать нарты брезентом, чтобы превращать их в плоты и переплывать через реки и полыньи; оба умели дрессировать собак и править ими, лечить обморожения, охотиться, ловить рыбу и готовить пищу. С ними период завоеваний заканчивается, хотя и продолжаются крупные исследования.