– Ну, милочка, что же вы так? – озабоченно спросил Врач. – Вы нас всех напугали вашим обмороком. Нельзя же так. Медвежонок пилот опытный, у него не одна аварийная посадка за плечами, а место там было открытое, равнина, он же сам говорил. Скорее всего, ничего страшного не случилось, может, уже вышли на связь. А если даже и нет, у них с собой есть провизия, а у нас все еще есть вездеходы, доберемся до них через лес, ничего с ними не случится.
Ежик посмотрела на него глазами, полными слез и показала жестом, что хочет что-то сказать. Врач наклонился к ней, и Ежик что-то тихо шепнула ему на ухо. Тот резко выпрямился и попросил всех выйти из медотсека, оставив его наедине с Ежиком.
– И какой же у вас срок, милочка?
– Небольшой, думаю, около месяца. – Ежик всхлипнула.
– Ну-ну, не надо плакать. Вот салфетка, промакните-ка глазки. Межвежонок знает?
– Нет, думала сказать ему по возвращению на Землю. Вы же знаете, наверное, что мы собирались пожениться.
– Да-да, конечно, я слышал об этом. Ну, ничего, все будет хорошо, я вас уверяю. Медвежонок вернется, а мы все непременно скоро будет дома. Постарайтесь успокоиться, лишние волнения вам сейчас ни к чему. Никаких тяжелых работ, никаких вылазок наружу до нашего отлета. Договорились?
Ежик кивнула.
– Ну вот и славно. А теперь идите к себе и отдыхайте.
Спустя два дня экипаж флаера все еще не вышел на связь. Все понимали, что ждать дальше было нельзя. На борту звездолета было четыре вездехода – один тяжелый атомный «жук», как его прозвали за четыре многосуставчатые лапы-манипуляторы, установленные керамической броне, на гусеничном ходу, вмещавший 10 человек и до 8 тонн груза, с запасом автономности до трех недель. Еще три были меньше и легче, шестиколесные, также с герметичными кабинами, но вмещавшие только по шесть человек и до 3 тонн груза. Исполинские деревья в лесу росли не вплотную, машины вполне могли пройти, петляя между стволами. На собрании решили перестраховаться и отправить хоть и более медленный , но зато намного лучше защищенный тяжелый вездеход с экипажем в четыре человека. Одним из них предстояло стать второму Механику, чья помощь могла бы пригодиться и на станции, и случись что в дороге. Ранним утром третьего дня у грузового люка стоял приземистый «жук», а четверо людей занимали места в его кабине. Люк в борту вездехода закрылся, машина плавно покатилась под лязг широких гусениц по просеке, переваливаясь на обломках стволов, и почти сразу скрылась за клубящимсся туманом. Радиосвязь с вездеходом, двигавшемся через лес, была намного хуже, чем ранее с флаером. Кроме передатчика, на борту машины был установлен мощный автоматический маяк, работающий от автономной батареи. Бортинженер мог следить за продвижением машины на уцелевшем вспомогательном экране в рубке корабля. Два дня вездеход уверенно полз к ретранслятору. Временами связь пропадала на минуты или даже часы, но более мощный маяк не исчезал с экрана, и по его движению было понятно, что все в порядке. Обычно, на связь выходил Механик, если только не была его очередь вести машину. Он рассказывал, что им несколько раз встречались крупные животные, неизменно исчезавшие в лесу при приближении вездехода. Некоторые из них по его словам были огромны, крупнее живших некогда на Земле слонов. Только раз что-то с шумом упало на крышу вездехода, закрыв камеры верхнего обзора. Некоторое время внутри машины был слышен скрежет чего-то твердого по броне, заглушавший даже лязг гусениц, неизвестный зверь пытался разгрызть керамический панцирь «жука», но, поняв, что невиданный бронированный зверь ему не по зубам, нападавший взлетел, на мгновение промелькнув в поле зрения передних камер, и с громким «Угу-Угу!» скрылся между деревьями. На третий день, когда по предположению Бортинженера вездеход должен был быть совсем близко к границе леса, связь прервалась в очередной раз прямо во время разговора с Механиком. Тот успел доложить, что на вездеходе произошла разгерметизация, видимо, была незначительно повреждена прокладка двери отсека экипажа. Протечка, по его словам, была минимальная, и было решено продолжать движение. После этого, из динамика донеслись возгласы то ли удивления, то ли испуга, раздался громкий шум, словно чем-то ударили по микрофону, и радиостанция замолчала. Что было хуже, огонек маяка мигнул раз-другой и тоже исчез с экрана. Все оставшиеся на звездолете ходили подавленные, разговоров было не слышно, лишь время от времени люди заглядывали в рубку, где сидел Бортинженер, сгорбившись в кресле перед молчащей рацией.