— Я не люблю жесткий секс, любимый, ты же знаешь, — улыбнулся я. Татьяна Львовна расширила глаза на пол-лица и покраснела, как рак.
— Знаю, но на деревянном полу мягкий секс у нас не получится, — рассмеялся окончательно проснувшийся Рыжик и мощным рывком сдернул нас с постели на пол, благо лететь было недалеко и приземлились мы на одеяло.
— Уговорил, — сдался я.
Услышал звук закрывающейся двери и принялся прощаться с жизнью тихо, страстно и максимально неприлично. В том, что из меня сделают удобрение, щедро смешав с дерьмом для надежности, и раскидают по огороду, не откладывая сие увлекательное мероприятие в долгий ящик, я теперь даже не сомневался.
…
За завтраком мы собрались ближе к обеду. Татьяна Львовна была загадочно немногословна и рассеянно-опасна. Она пролила горячий суп мимо тарелки Санька прямо ему на колени (я едва успел сдернуть его со стула), посыпала селедку под шубой сахаром и чуть не села на кота Ваську, который попытался стащить со стола бутерброд с колбасой, оставленный ею на самом краю. Наглый котяра спас себя и свой завтрак сам, отделавшись легким испугом и придавленным кончиком пушистого хвоста.
— Что-то будет! — тихо прошептал мне Санек, косясь на мать, и сделал страшные глаза Машке. Она в ответ недоуменно пожала плечами.
— А что будет? — прикинулся шлангом я. Я — старый опытный змей, всю жизнь притворялся, так что…
— Максим, ты когда успел с Татьяной поцапаться, а? — неожиданно спросил Лев Ермолаевич, в самый последний момент выдергивая тарелку с мясной нарезкой из-под салатницы, которую на нее собиралась поставить Татьяна Львовна.
— Дед, а причем здесь Макс? — удивилась Машка. — Он из своей комнаты нос полчаса назад высунул.
— А ты откуда знаешь? — очнулась Татьяна Львовна. — Влюбилась в столичного красавчика? Поздно, дорогая, это место уже занято.
Поиграла задумчиво ножиком, и за столом повисла тишина. Нехорошая такая тишина, с оттенком садо-мазо. Я гонял суп по тарелке кругами в тщетной надежде наколдовать вселенскую катастрофу, которая спасла бы меня от неминуемой расплаты, но Яойский Бог мои молитвы не услышал.
— Мам, ты чего на Макса взъелась-то? — грудью бросился на амбразуру Санек. — Вечером же все нормально было!
— Утро вечера мудренее. Знаешь такую поговорку, сынок? — голосом следователя НКВД поинтересовалась Татьяна Львовна. Я вздрогнул. Да уж, дочка вся в папочку, который откинулся на спинку стула и следил за событиями непроницаемыми глазами маньяка-убийцы.— Вчера я смотрела на Максима одними глазами, а сегодня — совсем другими.
— Татьяна, ты бы линзы из очей своих томных выковыряла, глядишь, все бы взад и вернулось, — прищурился Лев Ермолаевич, чем окончательно вывел ее из себя.
— В зад, говоришь, вернулось? Это ты хорошо сказал. Правильно, — задумчиво протянула Татьяна Львовна и решительно уперла руки в бока. Дед заметно подобрался. — Сходил бы ты, отец, в огород, проверил, как вода в баки наливается. В твоей замудреной системе без поллитры не разберешься.
— И то верно, — согласился Лев Ермолаевич и начал выбираться из-за стола. — Пойду-ка я, пожалуй, поразбираюсь, а то ведь и вправду не пойми что наворочено.
— Ты, — ткнула в Санька пальцем Татьяна Львовна. — Марш колоть дрова!
— Что, опять?! А как же озеро? И вообще, я даже поесть толком не успел! — возмутился Рыжик.
— Вот и отлично. Заворот кишок не заработаешь. Проваливай. Живо!
Санек кинул на меня виноватый взгляд и покорно вымелся из-за стола. Что? Ах ты, Сусанин коварный! Заманил меня в глухую чащу со злобными волками, а сам в кусты? Я хотел было возмутиться вслух, но в последний момент передумал. У него хотя бы топор в руках будет, отмашется, если что, а вот я… Много ли ложкой навоюешь? Я покосился на лежащую рядом вилку, ту самую, от которой один удар — четыре дырки, и взял ее в руки, старательно накладывая себе в тарелку сахарный селедочный салат. Все лучше, чем ничего: и салат лучше, и вилка вместо ложки. Машка вон как ею ловко пользовалась. До сих пор синяки на бедре не сошли.
— Ты, — ткнула пальцем в Машку разбушевавшаяся хозяйка, разгоняя всех в разные стороны и освобождая место для полномасштабной кровавой бойни. — Иди забор красить, художница. Краску в гараже возьмешь.
— Мам…
— Живо!
— Ладно, ладно, чего ты! — поспешила покинуть столовую Машка.
— Покрасишь, ужин готовить начинай, — крикнула ей вслед Татьяна Львовна и повернулась ко мне.
— А вас, Штирлиц, я попрошу остаться, — подсказал я похоронным голосом.
— Весельчак-затейник, да, Максим? Шутник. Клоун со стажем. Приехал с гастролями? — протянула она, оставляя на моей заднице виртуальный удар розгами. Больно, ептыть.