…
— Макс…
— Мммм.
— Ежиик…
— Нет его.
— Ежиииик…
— Он умер и похоронен среди бесконечных рядов картошки на огороде твоей жестокой родительницы. Мир его праху.
— Пидорг…
— Абонент недоступен.
— Наездник…
— Вылетел из седла и сломал себе шею.
— Любимыыый, я хочу тебя! У меня все горит! Везде!
Я с трудом разлепил глаза. Раннее утро. Мы тонули на полу на перине, Рыжик сексуально терся о меня своим шикарным обнаженным телом, а я лежал и был не в силах пошевелить даже пальцем. И это я думал, что готов к тяжелым физическим нагрузкам?! Кретин. Все мои красивые выпуклые мышцы — полная туфта. Огород превратил меня в калеку — ни спины, ни поясницы, ни рук у меня теперь не было. Бедный я! Рыжик улегся на меня сверху и принялся зацеловывать мою шею, подбираясь к подбородку и губам.
— Ты некрофил? Любишь заниматься сексом с трупами? — спросил я, потихоньку оживая в его ласковых умелых руках.
— Ты хорошо сохранился, — на секунду отвлекся Рыжик. Сполз с меня и добрался рукой до моего мертвого члена. — Бедняжка. Моя мама все-таки загнала тебя в гроб.
— И землей засыпала до кучи, — согласился я, раздумывая над тем, как спасти мое изнывающее от желания золотце от мучений.
Бешено бьющаяся жилка на шее и капелька на кончике напряженного донельзя члена подсказали мне, что терпел Рыжик уже очень давно. Ждал, когда я проснусь и доставлю ему удовольствие, а я впервые за всю мою жизнь сделать этого был не в состоянии. Старость — не радость, ептыть.
— Ежиииик, ты меня больше не любишь, да? — отчаялся возродить меня к жизни Санек. — Что я сделал не так?
— За тебя постаралась твоя мама, — тяжело вздохнул я.
И понял, что пришел тот день, когда мне придется не только дарить наслаждение, но и научиться получать его самому. Я прогулялся взглядом по весьма приличному по размерам достоинству моего любимого мальчика, поежился от легкого ужаса и отчаянно понадеялся на то, что он будет со мной вежлив.
— Макс, придумай что-нибудь! Я хочу тебя до белых пятен перед глазами, но я не могу просто взять и подрочить, глядя на тебя.
— Ты пробовал?
— Да, — смутился Санек. — Стало только хуже.
— Бедняжка, — тяжело вздохнул я. — Раз я не в состоянии шевелиться, тебе придется делать все самому.
— В смысле? — не понял Рыжик.
— Ты сказал: «Я хочу тебя», так?
— Да.
— Так бери. Только очень вежливо и осторожно, ладно? Ты слишком большой для меня.
— Ежииииик, — с такой страстью в голосе зашипел Санек, что мне стало страшно. — Ты не пожалеешь!
— Искренне на это надеюсь.
Я говорил, что у меня все болит? Говорил. Я просил его быть со мной осторожным? Просил. Я не мог шевелиться? Не мог. Я считал себя пидоргом? Считал. Ну-ну. До того, как Санек слетел с катушек, так оно и было, а вот после… Пидоргом стал он — это раз. Я отчаянно извивался под ним, то пытаясь сбежать, то наоборот, прижимаясь к нему всем телом — это два. Я умолял его пожалеть меня, но при этом заставлял трахать себя еще быстрее и глубже, хотя это было уже невозможно — это три. И он таки порвал мне задницу — это четыре.
— Ежик, любимый, я сошел с ума. Я не смогу остановиться до тех пор, пока не затрахаю тебя до изнеможения. Я ждал этого дня так долго! Ты такой красивый, такой вкусный, такой… Я два года мечтал съесть тебя с потрохами. Хотел забраться в тебя так глубоко, чтобы ты уже никогда не смог вытащить меня из себя. Ни при каких обстоятельствах. Все это время я принадлежал тебе, а теперь ты принадлежишь мне. Полностью. От и до. Сердцем, телом и душой. Ты больше не один. Отныне я всегда буду с тобой, Ежик.
Рыжик втрахивал меня в перину с яростью берсерка, а я смешивал физическую боль с моральным наслаждением, тонул в садо-мазо с головой и, в конце концов, бурно кончил от особенно удачного сочетания жаркого страстного шепота, жестокого укуса в шею и долгого проезда большого горячего члена по простате. Это примирило меня с порванной задницей и дало Саньку надежду на то, что я позволю ему изнасиловать себя еще раз. Может быть, когда-нибудь…
— Ты кончил, любимый мой! Кончил! Тебе понравилось! — прошептал Рыжик, уткнувшись лбом мне в затылок. Вытащил из меня свой успокоившийся окровавленный член…
Я успел поймать Санька за миг до того, как он в панике выскочил из нашей комнаты голышом. Завалил на перину, заткнул рукой рот и налег на него всем телом, не давая вырываться и делать глупости. Он закрыл глаза и заплакал навзрыд.
— Тссс, золотце мое, перестань. Я люблю тебя, ну же, соберись! Ничего страшного не случилось, мальчик мой. Считай, что ты просто вернул мне старый должок.