— Я расскажу всему миру о том, что ты — мой сын.
— Миру на это глубоко плевать, — сказал я.
А что, я не прав? Переживать будет только его конченый сыночек. Слава богу, я воспитывал себя сам и не стал таким, как он. А мог бы. Когда понял, что не такой, как все, я вообще много чего мог и хотел с собой сделать. Но не сделал. Назло матери, которая мечтала о том дне, когда меня не станет. Она говорила, что это я был виноват в том, что она не вышла замуж за любимого мужчину. Ну да. Не хрен трахаться было, с кем ни попадя!
— Я завалю вас с Саньком подарками, — не унимался Валерий Павлович.
— Взятку предлагаешь? Административный кодекс. Подсудное дело!
— Я приду к вам в гости, закроюсь в туалете и не выйду оттуда до тех пор, пока ты меня не простишь, — сказал Валерий Павлович в надежде, что я заценю шутку юмора. Я хмыкнул и заценил. Он обнял меня еще крепче.
— Шантаж и терроризм. Уголовный кодекс.
— Я готов ради тебя на все, Максим, — тихо и абсолютно серьезно сказал Валерий Павлович мне в самое ухо.
И я понял, что шутки кончились. Этот тон за много лет я выучил наизусть. Отец говорил правду, и это впечатляло. Ладно, хрен с ним, дам ему шанс. Он же дал мне шанс, когда узнал, что я — парень цвета лазури.
— На все готов, говоришь? — задумчиво протянул я.
Вспомнил, что в огороде ждет своей очереди еще пять соток не окученной картошки, что завтра привезут вторую партию дров, которые надо колоть … Рабы — не мы, мы — не рабы. Да здравствует свобода!
— Ох, не нравится мне твое молчание, Максим, — занервничал отец.
— Ты сам напросился.
…
Жизнь прекрасна и удивительна. Особенно, когда ты качаешься в обнимку с любимым в гамаке, натянутом между двумя тополями, и смотришь на то, как твой Босс, и по совместительству твой отец, вкалывает на огороде. Получалось у него гораздо лучше, чем у меня. Как там говорят? Старый конь борозды не испортит? Это про него. Татьяна Львовна второй день глядела на Валеру странными глазами, Лев Ермолаевич хмурился, Машка многозначительно хихикала, а отец старался держаться поближе к нам с Саньком, пожирал Татьяну Львовну глазами и вел себя, как последний дурак.
Седина в голову — бес в ребро. Я, конечно, знал, что Босс с женой уже лет пятнадцать на разных континентах живет, но видеть Татьяну Львовну в его любовницах мне категорически не хотелось. Ай, плевать, не маленькие, сами разберутся. Если что, Лев Ермолаевич вмешается. Я его попросил, если что вдруг, не стесняться и добавить отцу и от меня тоже. Он рассмеялся и заверил, что все сделает как положено.
— Макс, может, поможем? — повозился на мне Рыжик. — Я не могу смотреть на нашего одинокого раба спокойно! Он все-таки не молоденький мальчик.
— А ты уткнись лицом в мою шею и не смотри, — предложил я.
— Ну же, Ежик, что ты, как маньяк!
— У меня лапки маленькие и к такой работе не приспособленные, да и колючки мешаются, — не сдавался я. — И потом, отец сам напросился. Он же грехи замаливает, не надо ему мешать.
— Злой ты, Макс, уйду я от тебя, — проворчал Санек.
У меня аж дыхание перехватило. Глупо, знаю, шутка же! Но, бля… Рыжик перепугался еще больше меня. Обхватил за шею, зашептал ласковые глупости и предложил свалить в Москву, потому что нервов у него никаких не осталось.
— Домой хочу, любимый, в нашу с тобой кроватку. К шелковым простыням, регулярному сексу, выбритым и вылизанным во всех местах телам, столичным развлечениям, вечерам, проведенным только с тобой вдвоем, и работе. Хватит с меня отдыха, родственников, топоров и тяпок.
— Как это все по-мещански, Санек! — чуть не разрыдался от облегчения я.
— Плевать. Сейчас я хочу спокойствия, — потерся носом о мою щеку Рыжик. — Ласки хочу, нежности и розовых соплей.
— Ну, последнее я тебе могу прямо сейчас устроить, — рассмеялся я.
— Ты уверен? Это должны быть очень-очень розовые и обильные сопли. Настолько сопливые, чтобы меня на слезу пробило, а это непросто.
— Хм, тогда мне нужно выбрать подходящий момент.
…
Все было готово к отъезду: вещи уложены, банки, склянки и тонны еды упакованы в багажник нашей машины, Валерий Павлович сдан в аренду еще на неделю в обмен на обещание кормить его три раза в день и вернуть обратно целым и невредимым, Василий вызван в Екатеринбург, а билеты на утренний рейс в Москву куплены.
Мы прощались, стоя у машины перед воротами. Я потрепал кота Ваську за ухом, похлопал Льва Ермолаевича по спине, получил поцелуй в щечку от Татьяны Львовны, обнял Машку, схлопотав от нее тычок под ребра, и, после некоторых колебаний, позволил отцу обнять себя и даже вежливо похлопал его по пояснице, чем вызвал облегченный выдох у всех без исключения присутствующих. Даже у кота Васьки.