Теперь дела о государственных преступлениях должны были после расследования передаваться в суды различных уровней, главным образом в Специальные судебные коллегии, создаваемые при Верховном Суде СССР, при верховных судах союзных и автономных республик, областных и краевых судах, а также в Военную коллегию Верховного Суда СССР и военные трибуналы военных округов. Комментируя эти новации, «Правда» в передовой статье от 11 июля 1934 года писала: «Революционный строгий порядок все прочней и прочней становится в Советском Союзе. Социалистическое правосознание овладевает умами десятков миллионов трудящихся… Усиление роли советского суда будет способствовать дальнейшему росту социалистического правосознания масс».
Правда, целиком освобождать НКВД от карательных функций Сталин не планировал, и так называемому Особому совещанию при наркоме внутренних дел было предоставлено право применять к «общественно опасным лицам» высылку, ссылку и заключение в исправительно-трудовые лагеря на срок до 5 лет. Вероятно, предполагалось» что «возросшее правосознание масс» с такими относительно умеренными формами внесудебной расправы готово будет согласиться.
Свой новый курс на усиление законности и ограничение всевластия органов госбезопасности Сталин стремился продемонстрировать не только посредством таких общественно значимых акций, как образование НКВД, но, если представлялся случай, и при решении тех или иных частных вопросов. Характерной в этом смысле является история с жалобой А. Г. Ревиса.
В конце 1932 года органами ОГПУ была вскрыта очередная «шпионско-диверсионная организация», якобы действовавшая по заданию японского генерального штаба. В марте 1933 г. решением Коллегии ОГПУ часть арестованных была приговорена к расстрелу, остальные — к длительным срокам лишения свободы. Год спустя один из осужденных, А. Г. Ревис, отправил из лагеря письмо в Бюро жалоб Комиссии советского контроля, где утверждал, что вынужден был признаться в несовершенных преступлениях под воздействием незаконных, фактически провокационных методов ведения следствия. Возглавлявшая Бюро жалоб М. И. Ульянова (сестра Ленина) направила пришедшее письмо Сталину, и тот не только распорядился создать специальную комиссию Политбюро для проверки поступившего заявления, но и дал конкретные указания, что следует предпринять: «освободить невинно пострадавших, если таковые окажутся, очистить ОГПУ от носителей специфических «следственных приемов» и наказать последних, невзирая на лица». «Дело, по-моему, серьезное, — указывал Сталин в записке, адресованной членам Оргбюро ЦК В. В. Куйбышеву и А. А. Жданову, — и нужно довести его до конца»{101}.
Приступившая к работе комиссия достаточно быстро пришла к выводу, что незаконные методы ведения следствия применялись и в данном деле, и в ряде других. Были разработаны соответствующие рекомендации, составлен проект постановления Политбюро, но тут произошло убийство С. М. Кирова, интерес к проблеме усиления законности в работе органов безопасности у Сталина сразу же пропал, и дело было спущено на тормозах.
* * *Летом 1934 года Ежов в очередной раз занялся укреплением своего здоровья. За прошедшие годы оно нисколько не улучшилось и, как и прежде, являлось источником постоянного беспокойства лечащих врачей. Еще 30 июня 1931 года начальник Лечебно-санитарного управления Кремля М. С. Металликов информировал секретарей ЦК Л. М. Кагановича и П. П. Постышева:
«Товарищ Ежов страдает туберкулезным поражением обоих легких, бронхоаденитами и перибронхитами на туберкулезной почве, миастенией и упадком питания. Нуждается в немедленном освобождении от работы, помещении в санаторий при соответствующих климатических условиях и режиме сроком 2 месяца»{102}.
15 ноября 1932 г. тот же М. С. Металликов вновь привлек внимание высокого партийного начальства к здоровью своего пациента:
«Довожу до Вашего сведения, что тов. Ежов Н. И. в последнее время перенес ангину. Ввиду того, что он страдает часто повторяющимся ишиасом, туберкулезом легких, помимо того, общим переутомлением, необходимо в срочном порядке поместить его в Кремлевскую больницу для детального обследования и установления необходимого режима…»{103}
Тревожные записки врачей не оставались без внимания. Ежов регулярно проходил обследования в Кремлевской больнице, в 1931 и 1932 гг. он поправлял свое здоровье на высокогорном курорте Абастумани в Грузии, специализирующемся на лечений больных туберкулезом. Должен он был поехать туда и в 1933 г. В медицинском заключении Кремлевской поликлиники от 31 июля 1933 г. констатировалось: