не доходило до ссоры, благодаря старшему Бекетову, умевшему тотчас же
примирить, внести мир и согласие. Многому помогала также молодость, с
одинаковою легкостью воспламеняющаяся и забывающая свои увлечения. Часто, наговорившись и накричавшись досыта, кто-нибудь предлагал прогулку; все
радостно принимали предложение. Раз мы всею компанией согласились сделать
большую экскурсию - отправиться пешком в Парголово и провести ночь на
Поклонной горе над озером; каждый должен был запастись каким-нибудь
провиантом; на долю Бекетовых пришлось нести медный чайник для варки кофе и
принадлежности.
Мне до сих пор памятно это похождение. Во все время пути и в течение
всей ночи, проведенной на берегу озера, веселость била ключом, счастье было в
сердце каждого. Оно высказывалось песнями, остротами, забавными рассказами, неумолкаемым хохотом. Парголовское озеро, я думаю, никогда не видало с тех
пор такого ликования.
Участие в общественной беседе всегда существеннее в пользу
умственного развития, чем разговоры вдвоем, как бы ни был умен собеседник и
внимателен слушатель. Главным двигателем служит здесь личное самолюбие; необходимость постоянно держать ум настороже, не казаться глупее других, следить за мыслью, готовиться в присутствии других поддержать ее или
оспорить, - все это в значительной степени пробуждает сознание, обостряет ум,
"встряхивает мозги", как говорится.
П. В. АННЕНКОВ
Павел Васильевич Анненков (1812-1887) - мемуарист и историк
литературы, автор первой научной биографии Пушкина.
Близкое знакомство с Гоголем и Белинским, сорокалетняя дружба с И. С.
Тургеневым, приятельские отношения с Грановским, Герценом и Огаревым,
Щедриным и Писемским отразились в интересных по содержанию
92
воспоминаниях Анненкова ("Н. В. Гоголь в Риме летом 1841 года",
"Замечательное десятилетие. 1838-1848", "Молодость И. С. Тургенева. 1840-1856"
и др.).
Отношение Анненкова к Достоевскому сложилось под впечатлением того
конфликта с кружком "Современника", который- привел вскоре к разрыву
Достоевского с издателями журнала. Вскоре Достоевский разошелся и с
Белинским (см. стр. 146, 147).
ИЗ "ЗАМЕЧАТЕЛЬНОГО ДЕСЯТИЛЕТИЯ"
В одно из моих посещений Белинского, перед обедом, когда он отдыхал от
утренних писательских работ, я со двора дома увидел его у окна гостиной с
большой тетрадью в руках и со всеми признаками волнения на лице. Он тоже
заметил меня и прокричал: "Идите скорее, сообщу новость...". "Вот от этой самой
рукописи, - продолжал он, поздоровавшись со мною, - которую вы видите, не
могу оторваться второй день. Это - роман начинающего таланта: каков этот
господин с виду и каков объем его мысли - еще не знаю, а роман открывает такие
тайны жизни и характеров на Руси, которые до него и не снились никому.
Подумайте, это первая попытка у нас социального романа, и сделанная притом
так, как делают обыкновенно художники, то есть не подозревая и сами, что у них
выходит. Дело тут простое; нашлись добродушные чудаки, которые полагают, что
любить весь мир есть необычайная приятность и обязанность для каждого
человека. Они ничего и понять не могут, когда колесо жизни со всеми ее
порядками, наехав на них, дробит им молча члены и кости. Вот и все, - а какая
драма, какие типы! Да, я и забыл вам сказать, что художника зовут Достоевский, а
образцы его мотивов представлю сейчас". И Белинский принялся с необычайным
пафосом читать места, наиболее поразившие его, сообщая им еще большую
окраску своей интонацией и нервной передачей. Так встретил он первое
произведение нашего романиста {Во время вторичного моего отсутствия из
России, в 1846 году, почти такое же настроение охватило Белинского, как
рассказывали мне, и с рукописью "Обыкновенная история" И. А. Гончарова -
другим художественным романом. Он с первого же раза предсказал обоим
авторам большую литературную будущность, что было не трудно, но он еще
предсказал, что потребуется им много усилий и много времени, прежде чем они
наживут себе творческие идеи, достойные их таланта. (Прим. П. В. Анненкова.)}.
И этим еще не кончилось. Белинский хотел сделать для молодого автора
то, что он делал уже для многих других, как, например, для Кольцова и
Некрасова, - то есть высвободить его талант от резонерских наклонностей и
сообщить ему сильные, так сказать, нервы и мускулы, которые помогли бы
овладевать предметами прямо, сразу, не надрываясь в попытках, но тут критик
встретил уже решительный отпор. В доме же Белинского прочитан был новым
писателем и второй его рассказ: "Двойник"; {1} это - сенсационное изображение
лица, существование которого проходит между двумя мирами - реальным и
фантастическим, не оставляя ему возможности окончательно пристроиться ни к
93
одному из них. Белинскому нравился и этот рассказ по силе и полноте разработки
оригинально странной темы, но мне, присутствовавшему тоже на этом чтении, показалось, что критик имеет еще заднюю мысль, которую не считает нужным
высказать тотчас же. Он беспрестанно обращал внимание Достоевского на
необходимость набить руку, что называется, в литературном деле, приобрести
способность легкой передачи своих мыслей, освободиться от затруднений
изложения. Белинский, видимо, не мог освоиться с тогдашней, еще расплывчатой, манерой рассказчика, возвращавшегося поминутно на старые свои фразы,
повторявшего и изменявшего их до бесконечности, и относил эту манеру к
неопытности молодого писателя, еще не успевшего одолеть препятствий со
стороны языка и формы. Но Белинский ошибся: он встретил не новичка, а совсем
уже сформировавшегося автора, обладающего потому и закоренелыми
привычками работы, несмотря на то что он являлся, по-видимому, с первым
своим произведением. Достоевский выслушивал наставления критика
благосклонно и равнодушно. Внезапный успех, полученный его повестью, сразу
оплодотворил в нем те семена и зародыши высокого уважения к самому себе и
высокого понятия о себе, какие жили в его душе. Успех этот более чем освободил
его от сомнений и колебаний, которыми сопровождаются обыкновенно первые
шаги авторов: он еще принял его за вещий сон, пророчивший венцы и капитолии.
Так, решаясь отдать роман свой в готовившийся тогда альманах, автор его
совершенно спокойно и как условие, следующее ему по праву, потребовал, чтоб
его роман был отличен от всех других статей книги особенным типографским
знаком, например - каймой {2}.
Впоследствии из Достоевского вышел, как известно, изумительный
искатель редких, поражающих феноменов человеческого мышления и сознания, который одинаково прославился верностию, ценностию, интересом своих
психических открытий и количеством обманных образов и выводов, полученных
путем того же самого тончайшего, хирургически острого, так сказать,
психического анализа, какой помог ему создать и все наиболее яркие его типы. С
Белинским он вскоре разошелся - жизнь развела их в разные стороны, хотя
довольно долгое время взгляды и созерцание их были одинаковы.
А. Я. ПАНАЕВА
Авдотья Яковлевна Панаева (Головачева) (1819-1893) - талантливая
беллетристка 40-50-х годов, автор одного из самых ярких произведений русской
мемуарной литературы - "Воспоминаний", представляющих подробный рассказ о
людях, создававших "Современник", о Белинском, Некрасове, Чернышевском, Добролюбове, Тургеневе и т. д. Достоевский в ее воспоминаниях выступает как