потом я не думал, что я велик, но тогда - разве можно было это вынести! "О, я
буду достойным этих похвал, и какие люди, какие люди! Вот где люди! Я
заслужу, постараюсь стать таким же прекрасным, как и они, пребуду "верен"! О, как я легкомыслен, и если б Белинский только узнал, какие во мне есть дрянные, постыдные вещи! А все говорят, что эти литераторы горды, самолюбивы.
Впрочем, этих людей только и есть в России, они одни, но у них одних истина, а
истина, добро, правда всегда побеждают и торжествуют над пороком и злом, мы
победим; о, к ним, с ними!"
Я это все думал, я припоминаю ту минуту в самой полной ясности. И
никогда потом я не мог забыть ее. Это была самая восхитительная минута во всей
моей жизни. Я в каторге, вспоминая ее, укреплялся духом. Теперь еще вспоминаю
ее каждый раз с восторгом. И вот, тридцать лет спустя, я припомнил всю эту
минуту опять, недавно, и будто вновь ее пережил, сидя у постели больного
Некрасова. Я ему не напоминал подробно, я напомнил только, что были эти
тогдашние наши минуты, и увидал, что он помнит о них и сам. Я и знал, что
помнит. Когда я воротился из каторги, он указал мне на одно свое стихотворение
в книге его. "Это я об вас тогда написал", - сказал он мне {7}. А прожили мы всю
жизнь врознь. На страдальческой своей постели он вспоминает теперь отживших
друзей:
Песни вещие их не допеты,
Пали жертвою злобы, измен
В цвете лет; на меня их портреты
Укоризненно смотрят со стен {8}.
Тяжелое здесь слово это: укоризненно. Пребыли ли мы "верны", пребыли
ли? Всяк пусть решает на свой суд и совесть. Но прочтите эти страдальческие
песни сами, и пусть вновь оживет наш любимый и страстный поэт! Страстный к
страданью поэт!..
С. Д. ЯНОВСКИЙ
102
Степан Дмитриевич Яновский (1817-1897) - врач, служил в Межевом и
Лесном институте, затем в департаменте казенных врачебных заготовлений при
министерстве внутренних дел; вышел в отставку в 1871 году, с 1877 года и до
смерти жил в Швейцарии. Знакомство Достоевского с Яновским произошло в
1846 году. Они подружились, хотя внутренней близости между ними никогда не
было, несмотря на частые, почти ежедневные встречи в 1846-1849 годах в связи с
болезненными припадками у Достоевского, как уверяет Яновский, - первыми
симптомами эпилепсии. В 40-е годы Яновский находился под некоторым
влиянием прогрессивных идей. Позднее он стал делать служебную карьеру, в
тридцать шесть лет был уже статским советником. К середине 60-х годов прочно
установился на реакционно-славянофильских позициях.
К Ф. М. Достоевскому Яновский всю жизнь сохранял самые искренние и
теплые чувства. В 1859 году, когда Достоевскому было разрешено жить в Твери, но без права поездок в столицы, Яновский, как он сам писал об этом, "первый из
близких его знакомых посетил его в этом городе <...> единственно с целью
увидать и обнять дорогого мне Федора Михайловича" (НВ, N 1793 от 24
февраля/8 марта 1881 г.).
В 1860 году Достоевский оказался невольно вовлеченным в семейные
нелады Яновского с его женой - артисткой А. И. Шуберт. В дальнейшем
Яновский и Достоевский изредка обменивались письмами, и отношения их уже
никогда не были столь дружескими, как в 40-е годы.
Первое воспоминание Яновского о Достоевском, появившееся в печати,
касалось частного момента биографии писателя. Это было письмо С. Д.
Яновского к А. Н. Майкову, напечатанное в "Новом времени", N 1793 от 24
февраля/8 марта 1881 года, под названием "Болезнь Ф. М. Достоевского". Письмо
было вызвано информацией в газете "Порядок" (1881, N 39) о "Письме к
издателю" А. М. Достоевского, опубликованном "Новым временем" в N 1778 от
8/20 февраля 1881 года. "Письмо к издателю", в свою очередь, было написано в
ответ на статью А. С. Суворина "О покойном" (НВ, N 1771; см. наст. сборник, т.
2), в которой говорилось, что Достоевский заболел падучей болезнью в детстве.
А. М. Достоевский же доказывал, что "падучую болезнь брат Федор приобрел не в
отцовском доме, не в детстве, а в Сибири". Возражая на это утверждение брата
покойного, Яновский писал: "Покойный Федор Михайлович Достоевский страдал
падучею болезнью еще в Петербурге, и притом за три, а может быть, и более лет
до арестования его по делу Петрашевского, а следовательно, и до ссылки в
Сибирь. Дело все в том, что тяжелый этот недуг, называемый epilepsia, падучая
болезнь, у Фед. Мих. в 1846, 1847 и в 1848 годах обнаруживалась в легкой
степени; между тем хотя посторонние этого не замечали, но сам больной, правда
смутно, болезнь свою сознавал и называл ее обыкновенно кондрашкой с
ветерком". Далее следовал рассказ о первом сильном припадке у Достоевского в
июле 1847 года и втором, вызванном известием о смерти Белинского, а также
другие подробности, вошедшие позднее в основной текст воспоминаний.
В письме к А. Г. Достоевской от 30 декабря 1883/11 января 1884 года
(ИРЛИ, 29916/CCXI614) Яновский объясняет свое стремление написать
подробные воспоминания о своем знакомстве с Достоевским тем, что он не был
103
удовлетворен "Биографией" Достоевского О. Ф. Миллера и Н. Н. Страхова, так
как он не нашел в ней образа того "идеально доброго, честного и весь мир
любящего" Достоевского, каким его знал Яновский.
Этой тенденцией - изобразить Достоевского 40-х годов благостным,
кротким христианином - и проникнуты воспоминания Яновского. Следует
поэтому с большой осторожностью принимать все, что он рассказывает об
общественно-политических взглядах молодого Достоевского.
ВОСПОМИНАНИЯ О ДОСТОЕВСКОМ
Я познакомился с Федором Михайловичем Достоевским в 1846 году {1}.
В то время я служил в департаменте казенных врачебных заготовлений
министерства внутренних дел. Жил я между Сенною площадью и Обуховским
мостом, в доме известного тогда доктора-акушера В. Б. Шольца. Так как на эту
квартиру я переехал вскоре после оставления мною службы в Лесном и Межевом
институте, где я состоял врачом и преподавателем некоторых отделов
естественной истории, то практики у меня в Петербурге было еще немного. В
числе моих пациентов был В. Н. Майков; я любил беседовать с ним, и меня очень
интересовали его рассказы о том интеллигентном и артистическом обществе, которое собиралось тогда в доме их родителей. Имя Ф. М. Достоевского в то
время повторялось всеми и беспрерывно, вследствие громадного успеха первого
его произведения ("Бедные люди"), и мы часто о нем говорили, причем я
постоянно выражал мой восторг от этого романа. Майков вдруг однажды объявил
мне, что Федор Михайлович просит у меня позволения посоветоваться со мною, так как он тоже болен. Я, конечно, очень обрадовался. На другой день в десять
часов утра пришел ко мне Владимир Николаевич Майков и познакомил со мной
того человека, с которым я впоследствии виделся ежедневно до самого его ареста.
Вот буквально верное описание наружности того Федора Михайловича,
каким он был в 1846 году: роста он был ниже среднего, кости имел широкие и в
особенности широк был в плечах и в груди; голову имел пропорциональную, но
лоб чрезвычайно развитой с особенно выдававшимися лобными возвышениями, глаза небольшие светло-серые и чрезвычайно живые, губы тонкие и постоянно
сжатые, придававшие всему лицу выражение какой-то сосредоточенной доброты
и ласки; волосы у него были более чем светлые, почти беловатые и чрезвычайно
тонкие или мягкие, кисти рук и ступни ног примечательно большие. Одет он был