Чего стоит казенный "список государственных и политических
преступников", находящихся в Омской крепости, в котором под номером
седьмым значится Федор Достоевский, двадцати восьми лет. В графе: "Какое
знает мастерство и умеет ли грамоте", здесь написано: "чернорабочий, грамоте
знает" {К. Николаевский, Товарищи Достоевского по каторге. - "Исторический
вестник", 1898, N 1.}.
Трудно спокойно читать рассказ П. Мартьянова о том, как ослабевшего от
болезни Достоевского, которого плац-майор Кривцов застал лежащим на нарах, этот самодур приказал отвести в кордегардию и наказать розгами - только
вмешательство коменданта крепости спасло от этого садистского истязания...
Достоевский писал в 1862 году о картине Якоби "Привал арестантов":
"Арестанты в кандалах, один даже натер себе рану в них, и все без
надкандальников. Будьте уверены, что не только несколько тысяч, но даже одной
версты нельзя пройти без кожаных надкандальников, чтобы не стереть себе ногу.
А на расстоянии одного этапа и без них можно натереть тело до костей. Между
тем их нет. Вы, конечно, их забыли, а может быть, и не справились совершенно с
действительностью". Какой пережитой опыт раскрывается в частном замечании о
картине на выставке! {Ф. М. Достоевский, Собр. соч., т. XIII, М. 1930, стр. 531. В
т. XIII Собр. соч. Достоевского эта статья о выставке в Академии художеств
включена в раздел "приписываемых". Нам кажется, что по стилю, а главное, по
знанию кандальной "действительности" можно считать обоснованным мнение о
принадлежности этой статьи Достоевскому.}
Годы каторги и ссылки были для Достоевского годами перелома, все
значение которого раскрылось лишь впоследствии. В этот период усилились
религиозные тенденции в сознании Достоевского, укрепилась идея смирения
перед лицом зла, он перестал верить в революцию. Он стал идеализировать
покорность, смирение, рассматривая их как особенности русского национального
характера. В конце концов, Достоевский пришел, как писал сам, к измене своим
прежним убеждениям {Ф. М. Достоевский, Письма, т. II, М.-Л. 1930, стр. 30.}.
Достоевский говорил в 1874 году Вс. Соловьеву о значении каторги для
его духовного развития: "Мне тогда судьба помогла, меня спасла каторга. Совсем
новым человеком сделался... О! Это большое для меня было счастье: Сибирь и
каторга... Говорят, ужас, озлобление, о законности какого-то озлобления говорят?
Ужасный вздор! Я только там и жил здоровой, счастливой жизнью, я там себя
понял, голубчик... Христа понял... русского человека поднял и почувствовал..."
14
За годы, которые писатель провел на каторге и в солдатчине, в стране
произошли события, приведшие к еще большему размежеванию общественных
сил. Царизм понес в Крымской войне тяжелое поражение. В России назревала
революционная ситуация. Но напуганные угрозой народного восстания,
активизировались и реакционные, охранительные силы. В условиях разгула
реакции, после разгрома революции 1848 года в Западной Европе, в сознании
Достоевского окрепла мысль о незыблемости самодержавия, а революционное
движение стало представляться ему беспочвенным, бессильным, далеким от
народной жизни. Писатель сочувствовал страданиям народа, но страшился
программы Чернышевского и передовым, освободительным идеям, чем дальше, тем настойчивее, противопоставлял идею особой роли "богоносного" русского
народа, который якобы чужд революции и "вдохновляется христианскими
заповедями всепрощения и смирения.
В 1873 году в "Дневнике писателя" Достоевский рассказал о встречах с
Чернышевским, подчеркивая сердечный характер своих отношений с вождем
революционных демократов, который предстал перед писателем как человек
мягкий и радушный. Достоевский писал, что его приезд к Чернышевскому был
вызван прокламацией "Молодая Россия", призывавшей к беспощадной
революции. Согласно воспоминаниям Чернышевского ("Мои свидания с
Достоевским"), Достоевский приезжал к нему с просьбой повлиять, чтобы были
остановлены знаменитые пожары 1862 года. Пожары эти, как известно, носили
явно провокационный характер, они были нужны самодержавию, чтоб
расправиться с революционерами, возложив на них ответственность за поджоги.
Достоевский в какой-то мере поддался реакционным толкам, связывавшим имя
Чернышевского с пожарами и призывами к кровавым расправам.
Заметка "Мои свидания с Достоевским" написана в 1888 году явно в
противовес воспоминаниям автора "Дневника писателя". Достоевский в период
революционной ситуации 60-х годов выступал против идей революционной
демократии, и вернувшийся из Сибири Чернышевский счел необходимым
засвидетельствовать это противоречие идей.
* * *
В. В. Тимофеева (Починковская) рассказывает о своем знакомстве с
Достоевским: "Рука у него была холодная, сухая и как бы безжизненная. Да и все
в нем в тот день мне казалось безжизненным: вялые, точно через силу, движения, беззвучный голос, потухшие глаза, устремленные на меня двумя неподвижными
точками".
Но вот другой момент, другое настроение, другое лицо Достоевского:
"Как бы озаренное властной думой, оживленно бледное и совсем молодое, с
проникновенным взглядом глубоких потемневших глаз, с выразительно-
замкнутым очарованием тонких губ, - оно дышит торжеством своей умственной
силы, горделивым сознанием своей власти... Такого лица я больше никогда не
видала у Достоевского. Но в эти мгновения лицо его больше сказало мне о нем, 15
чем все его статьи и романы. Это было лицо великого человека, историческое
лицо".
В воспоминаниях мы часто встречаемся с разными Достоевскими. Мы
видим писателя обидчивым, мнительным, часто несдержанным, не умеющим
владеть своими чувствами. Иногда он оставлял впечатление недоброжелательного
к людям человека. Даже в кружке близких ему людей он часто появлялся
недовольный, сухо раскланиваясь, "как будто это были неприятные ему люди".
Но мемуаристы пишут и о другом Достоевском. Как рассказывает его
родственница Иванова, среди молодежи Достоевский чувствовал себя живым, веселым, задавал тон в играх и развлечениях молодежи, участвовал в ее
пирушках, сочинял шутливые стихи. Достоевский участвовал в любительской
постановке "Ревизора", исполнял роль почтмейстера Шпекина. Он оказался
комиком, "причем комиком тонким, умевшим вызвать чисто гоголевский смех".
Сколько раз, отзываясь на просьбы студентов, выступал Достоевский на
литературных вечерах. Он мог отдать последние деньги случайному человеку, не
умел отказывать, когда у него просили, и в то же время жаловался, что его
обирают, к нему плохо относятся. Доверчивость сочеталась в Достоевском с
болезненной мнительностью, нелюдимость и замкнутость - с расположенностью к
людям, простота и сердечность - с холодной недоверчивостью.
Все это не просто противоречия личности писателя, проявления
сложности и изменчивости его натуры. Это противоречия характера, который
исковеркало общество, противоречия его идеологии и творчества. У В. Г.
Короленко есть очень яркое и точное сравнение. В произведениях Достоевского,
"в искаженных отражениях, как клочки неба в черных лесных озерах", сверкают
"откровения изумительной глубины и силы". Но эти откровения односторонни, в
них нет многокрасочности здоровой жизни.