просмотрел имена авторов в оглавлении, нашел в них только одного такого, в
согласии которого не мог быть уверен без разговора с ним; это был Ф. М.
Достоевский. Я выписал из оглавления книги, какие отрывки его рассказов
предполагается взять, и на следующее утро отправился к нему с этой запиской, рассказал ему, в чем дело, попросил его согласия. Он охотно дал. Просидев у
него, сколько требовала учтивость, вероятно больше пяти минут и, наверное, меньше четверти часа, я простился. Разговор в эти минуты, по получении его
согласия, был ничтожный; кажется, он хвалил своего брата Михаила
Михайловича и своего сотрудника г. Страхова; наверное, он говорил что-то в
этом роде; я слушал, не противоречил, не выражал одобрения. Дав хозяину
кончить начатую тему разговора, я пожелал его журналу успеха, простился и
ушел.
Это были два единственные случая, когда я виделся с Ф. М. Достоевским.
213
П. М. КОВАЛЕВСКИЙ
Павел Михайлович Ковалевский (1823-1907) - поэт, беллетрист и
художественный критик, племянник путешественника и писателя Егора
Петровича Ковалевского, горный инженер по образованию.
С 1853 до 1858 года, живя в Швейцарии и Италии, писал статьи,
опубликованные частью в "Отечественных записках" в 1857 и 1858 годах под
общим названием "Картины Италии и Швейцарии", а частью с половины 1859
года - в "Современнике", под общим заглавием "Путевые впечатления
ипохондрика". В 1864 году эти статьи были собраны автором в одну книгу и
изданы под заглавием "Этюды путешественника: Италия, Швейцария.
Путешественники и путешествие" (СПб. 1864). Книга была встречена весьма
сочувственно как публикой, так и критикой.
По возвращении в 1859 году в Петербург Ковалевский помещал переводы
и оригинальные стихотворения в "Современнике", "Отечественных записках",
"Вестнике Европы". В N 2 "Современника" за 1861 год был напечатан его рассказ
"Уголок Италии", а в N 11 и 12 за 1864 год - повесть "Непрактические люди"; в
1870 году помещал в "Вестнике Европы" отчеты о художественных выставках.
Ковалевский имел возможность наблюдать многих выдающихся деятелей
искусства своего времени: Тургенева, Фета, Некрасова, Глинку, Крамского. Им
написаны воспоминания "Встречи на жизненном пути" (о Достоевском в гл. V -
"Николай Алексеевич Некрасов"). Ковалевскому принадлежит также
незаконченный автобиографический роман "Итоги жизни" (BE, 1883, N 1-3).
ИЗ "ВСТРЕЧ НА ЖИЗНЕННОМ ПУТИ"
Лучшего редактора, как Некрасов, я не знал; едва ли даже был у нас
другой такой же. Были люди сведущее его, образованнее: Дружинин, например, но умнее, проницательнее и умелее в сношениях с писателями и читателями
никого не было. Краевский был просто толковым хозяином литературной лавки
со значительной приправой кулачества; литературного вкуса у него и духу не
было. Некрасов был тонкого обоняния редактор, эстетик, каких мало (хотя он и
обязан был скрывать этот порок от столпов своей редакции, Чернышевского и
Добролюбова). Эстетическую контрабанду он один умел проносить в журнал
через такие таможенные заставы, какие воздвигнуты были отрицанием искусства,
- в то время когда... "Рукописи с направлением" стояли ему поперек горла.
- Нынче, - жаловался он, - разве ленивый пишет без направления, а вот
чтобы с дарованием, так не слыхать что-то...
Статья и помимо содержания должна читаться. Она обязана быть
литературной, - и читаться в таком виде будет.
Знание вкусов читателей у него выражалось не без своеобразного юмора.
214
- Читатель ведь чего хочет? Он хочет, чтобы повесть была поскучнее;
серьезная, дескать, повесть, не какая-нибудь, а ученая статья чтоб была повеселее: он прочитать ее может.
Никогда он не ошибался в выборе рукописей: "читаться будет!"- скажет и
напечатает. Смотришь, читают точно. Ошибся он один раз, зато сильно, нехорошо
и нерасчетливо ошибся, с повестью Достоевского "Село Степанчиково", которая
была точно слаба, но которую тот привез с собой из ссылки и которую редактор
"Современника" уже по одному этому обязан был взять {1}.
- Достоевский вышел весь. Ему не написать ничего больше, - произнес
Некрасов приговор - и ошибся: Достоевский в ответ взял да и написал "Записки из
Мертвого дома" и "Преступление и наказание". Он только делался "весь".
Некрасову на этот раз чутье изменило.
Печальный случай этот имел и последствия печальные. Что
"Современник" добровольно потерял те перлы, которые могли украсить его
книжки, еще горе не особенное: он подбирал их в изобилии у Льва Толстого, у
Тургенева, Писемского, Островского... {2} Но в судьбе Достоевского, разбитого
каторгой, больного падучей болезнью, озлобленного, щекотливого и обидчивого, отсюда пришел поворот, надевший на весь остаток его жизни кандалы нужды и
срочного труда... {3} А он только что избавился от других кандалов.
- Если так, - решил он, - я заведу свой собственный журнал.
И тоже ошибся.
При помощи родного брата, Михаила Михайловича, собрал он кое-какие
средства: взял на себя отдел полемики: нападал, отбивался, грызся и грыз; но
положил в это дело и свое здоровье, и последние средства свои и брата (человека
семейного), остался за барьером с долгами, с смертельным недугом, нажитым в
Сибири, развившимся в редакции. Он сердился, а его противники смеялись - и
смех победил. Его журнал "Эпоху" Салтыков прозвал "юпкой", а членов редакции
"стрижами" {4}, сам Некрасов поместил в "Свистке" несколько смешных
куплетов насчет "сухих туманов" и "жителей луны" {5}, по целым месяцам
населявших книжки журнала.
Когда же о сухих туманах
Статейку тиснешь невзначай,
Внезапно засвистит в карманах.
Тогда ложись и умирай, -
повествовал "Свисток".
Над жителями луны издевались еще больше, даже не прочитавши статей;
а они затем именно и писались, чтобы доказать, что на луне никаких жителей нет.
Бедный Достоевский от всего этого страдал глубоко; следы неприязни
"Современника" видел там, где их быть могло не более, чем жителей на луне.
Сломался в типографии какой-то вал как раз к выходу сезонной книжки; рука
"Современника" и тут была, - она сломала вал! без нее он не сломался бы!..
- Но ведь валы не в одной вашей типографии ломаются, - старались его
успокоить.
215
- Ломаются, да-с, но не к выходу книжки! А тут именно к выходу! И
именно сезонной, перед подпиской. Нет, тут не без руки "Современника"! Нет!
Для меня это совершенно ясно!
Больно и жалко было видеть в это время Достоевского. Он походил на
затравленного, но все еще огрызающегося зверя...
А. П. МИЛЮКОВ
ФЕДОР МИХАЙЛОВИЧ ДОСТОЕВСКИЙ
<...> По возвращении из ссылки в Петербург Федор Михайлович горячо
интересовался всеми сколько-нибудь замечательными явлениями в нашей
литературе. С особенным участием всматривался он в молодых начинающих
писателей и, видимо, радовался, когда подмечал в ком-нибудь из них дарование и
любовь к искусству. Когда я заведовал редакцией журнала "Светоч", у меня
каждую неделю собирались по вечерам сотрудники, большею частию молодежь
{1}. Между прочим, постоянным моим посетителем был известный романист
Всеволод Владимирович Крестовский, тогда только что оставивший университет
и начинавший свою деятельность лирическими стихотворениями,
замечательными по свежести мысли и изяществу формы. Однажды он в