распорядители вечеров, разумеется, подмечали эти подглядывания и
расспрашивания обо мне моего мужа и слегка над ним и надо мной подтрунивали, что меня иногда очень сердило. Мне это наскучило, и я однажды, едучи на
литературный вечер, сказала Федору Михайловичу:
- Знаешь, дорогой мой, если ты и сегодня будешь так всматриваться и
меня разыскивать среди публики, то, даю тебе слово, я поднимусь с места и мимо
эстрады выйду из залы.
- А я спрыгну с эстрады и побегу за тобой узнавать, не случилось ли чего с
тобой и куда ты ушла.
Федор Михайлович проговорил это самым серьезным тоном, и я убеждена
в том, что он способен был решиться, в случае моего внезапного ухода, на
подобный скандал.
Приступы эпилепсии чрезвычайно ослабляли память Федора
Михайловича, и главным образом память на имена и лица, и он нажил себе
191
немало врагов тем, что не узнавал людей в лицо, а когда ему называли имя, то
совершенно не был в состоянии, без подробных вопросов, определить, кто именно
были говорившие с ним люди. Это обижало людей, которые, забыв или не зная о
его болезни, считали его гордецом, а забывчивость - преднамеренной, с целью
оскорбить человека. Припоминаю случай, как раз, посещая Майковых, мы
встретились на их лестнице с писателем Ф. Н. Бергом, который когда-то работал
во "Времени", но которого мой муж успел позабыть. Берг очень приветливо
приветствовал Федора Михайловича и, видя, что его не узнают, сказал:
- Федор Михайлович, вы меня не узнаете?
- Извините, не могу признать.
- Я - Берг.
- Берг? - вопросительно посмотрел на него Федор Михайлович (которому,
по его словам, пришел на ум в эту минуту "Берг", типичный немец, зять Ростовых
из "Войны и мира").
- Поэт Берг, - пояснил тот, - неужели вы меня не помните?
- Поэт Берг? - повторил мой муж, - очень рад, очень рад!
Но Берг, принужденный так усиленно выяснять свою личность, остался
глубоко убежденным, что Федор Михайлович не узнавал его нарочно, и всю
жизнь помнил эту обиду. И как много врагов, особенно литературных, Федор
Михайлович приобрел своею беспамятностью. <...>
Забывчивость Федора Михайловича на самые обыкновенные и близкие
ему имена и фамилии ставила его иногда в неудобные положения: вспоминаю,
как однажды муж пошел в наше дрезденское консульство, чтобы
засвидетельствовать мою подпись на какой-то доверенности (сама я не могла
пойти по болезни). Увидев из окна, что Федор Михайлович поспешно
возвращается домой, я пошла к нему навстречу. Он вошел взволнованный и
сердито спросил меня:
- Аня, как тебя зовут? Как твоя фамилия?
- Достоевская, - смущенно ответила я, удивившись такому странному
вопросу.
- Знаю, что Достоевская, но как твоя девичья фамилия? Меня в
консульстве спросили, чья ты урожденная, а я забыл, и приходится второй раз
туда идти. Чиновники, кажется, надо мной посмеялись, что я забыл фамилию
своей жены. Запиши мне ее на своей карточке, а то я дорогой опять позабуду!
Подобные случаи были нередки в жизни Федора Михайловича и, к
сожалению, доставляли ему много врагов.
X. Д. АЛЧЕВСКАЯ
Христина Даниловна Алчевская (1843-1918) - деятельница народного
образования. Родилась 4 апреля 1843 года в Борзне, Черниговской губернии. Отец
- учитель уездного училища, мать - внучка господаря Молдавии - Гика. Рано
проявились ее способности и интерес к литературе.
192
В 1862 году она стала работать в одной из первых воскресных женских
школ в Харькове, а после их закрытия (в том же году) организовала частную
школу у себя на дому, просуществовавшую около восьми лет (1862-1870). В 1870
году добилась открытия Харьковской воскресной школы, которая была хорошо
известна в России (см., напр., ОЗ, 1881, N 3 - "Внутреннее обозрение"; "Семья и
школа", 1877, N 1-3).
Алчевская явилась инициатором и одной из составительниц книги "Что
читать народу?". В ней были помещены рецензии на народные книги и отзывы о
них читателей из народа. Книга эта была одобрена Гл. Успенским и Л. Толстым.
В письме к Алчевской 4 марта 1885 года Гл. Успенский писал: "Книга "Что читать
народу?" вносит в русскую народную школу, во-первых, новизну отношений
учителя и ученика, ставя их на настоящую точку <...>. Другая, также в высшей
степени важная и существенная черта, отличающая Вашу школу, - это внимание к
учащемуся как к человеку" (Успенский, XIII, 425-428. Отзыв Л. Толстого см.: Л.
Н. Толстой. Поли. собр. соч., т. 49, стр. 82). Алчевской принадлежат также и
другие книги о народном образовании.
В 1876 году между Алчевской и Достоевским завязалась переписка.
Достоевский высоко оценил присланные ему главы из ее дневника, в которых она
описывает приют учительницы Харьковской воскресной школы Е. И. Чертковой.
Достоевский сообщает Алчевской о целях, задачах и назначении своего
"Дневника писателя", делится впечатлениями, говорит об интересующих его
темах. Одно из писем Достоевский заканчивает словами: "...Сделайте мне честь
считать меня в числе многих глубокоуважающих вас людей" (Письма, III, 208). В
другом письме он писал: "Ваше доброе расположение к нам нас с женой трогает, как если бы Вы были наша дорогая, родная сестра, или еще гораздо больше, так
мы вас оба любим и ценим. <...> Вы редкое, доброе и умное существо. Такие, как
Вы, везде теперь нужны. А мы с женой именно Вас любим по-родственному, как
правдивое и искреннее умное сердце" (Письма, III, 211).
ДОСТОЕВСКИЙ
Достоевский всегда был одним из моих любимых писателей. Его
рассказы, повести и романы производили на меня глубокое впечатление. Но когда
появился в свет его "Дневник писателя", он вдруг сделался как-то особенно
близок и дорог мне. Кроме даровитого автора художественных произведений,
передо мною вырос человек с чутким сердцем, с отзывчивой душой, - человек, горячо откликавшийся на все злобы дня, и я написала ему порывистое письмо
{1}. <...>
Переписка моя с Достоевским, однако, на этом не прекратилась, и на
второе мое письмо он писал следующее:
Петербург 9 апреля 76 года.
193
Глубокоуважаемая Христина Даниловна!
Очень прошу вас извинить, что отвечаю вам не сейчас. Когда я получил
письмо Ваше от 9 марта, то уже сел за работу. <...> Письмо ваше доставило мне
большое удовольствие, особенно приложение главы из вашего дневника; это
прелесть, но я вывел заключение, что вы одна из тех, которые имеют дар "одно
хорошее видеть". <...>. Кроме того, вижу, что вы сама - из новых людей (в добром
смысле слова) - деятель и хотите действовать. Я очень рад, что познакомился с
вами хоть в письмах. Не знаю, куда меня пошлют на лето доктора; думаю, что в
Эмс, куда езжу уже два года, но, может быть, и в Ессентуки, на Кавказ; в
последнем случае хоть, может быть, и крюку сделаю, а заеду в Харьков, на
обратном пути. Я давно уже собирался побывать на нашем юге, где никогда не
был. Тогда, если бог приведет и если вы мне сделаете эту честь, познакомимся
лично.
Вы сообщаете мне мысль о том, что я в "Дневнике" "разменяюсь на
мелочи". Я это уже слышал и здесь. Но вот что я, между прочим, вам скажу: я
вывел неотразимое заключение, что писатель художественный, кроме поэмы,
должен знать до мельчайшей точности (исторической и текущей) изображаемую