— Я же велел тебе не высовываться, — злобно прошипел апотекарий. — Велел оставаться вне поля зрения.
— Фабий, — охрипшим голосом нерешительно позвал Алкеникс, прежде чем Фулгрим успел ответить. — Я знал, что ты что-то скрываешь, но уж никак не это. — С выражением благоговейного трепета он смотрел на возвышающегося над ним клона. — Где ты… когда ты успел его сделать?
— Какая теперь разница?
— Это все меняет, Фабий. Он примарх — Фениксиец, такой, каким был раньше…
— И каким его хотелось бы видеть сейчас? — продолжил Байл, глядя на Алкеникса. — Выбирай выражения, Флавий. Фениксу не понравится то, что ты говоришь.
Алкеникс покачал головой.
— Это не важно. Ведь оно — он — существует. Он здесь, и я… Простите меня!
С глухим лязгом он упал на колени, сорвал шлем и обеими руками протянул меч примарху-клону. Фулгрим просиял лучезарной улыбкой, и в тот момент Фабий увидел в нем призрак истинного Фениксийца. Не героя потерянного Кемоса, а высокомерное существо, которое было так легко соблазнить ложными обещаниями. Чудовище, которое ценило свое совершенство выше жизни собственных сыновей.
— Я прощаю тебя, сын мой, — мягко сказал Фулгрим, а после обвел присутствующих взглядом. — Я прощаю всех вас, мои заблудшие сыновья. — Он положил руку на плечо Алкеникса. — Я знаю, что ты… Флавий Алкеникс. Ты был со мной на Визасе. Я вспомнил.
Префект бережно оплел протянутую руку примарха.
— Да, я был с вами. Я следовал за вами. Я… я следовал, куда бы вы ни сказали.
Фулгрим неспешно кивнул.
— А теперь ты пойдешь за мной, сын мой?
— Дорогой примарх, — вымолвил Алкеникс, — вы вернулись к нам. — Фабий увидел, что легионер плачет. — Да, я пойду за вами. Я последую за вами хоть на край света.
Остальные Дети Императора тоже опускались на колени, причитая от смешанного чувства печали и радости.
Фулгрим посмотрел на учителя.
— Генодесятина, Фабий, — начал он, — она в сохранности? — Глаза его вспыхнули с новой силой. В них угадывалось осознание правды о себе, как будто в ходе битвы на него снизошло озарение.
Байл почувствовал, как его гнетет этот взгляд, и проклял себя за то, что ответил.
— Да, — проскрежетал он. Ему казалось, он стоит на краю какой-то пропасти: еще один шаг — и он полетит в ее неведомые глубины.
— Значит, мы добились цели. Мы возродимся, сыновья мои. Мы воспрянем. А вместе с нами воспрянет и вся Галактика, как всегда и должно было быть.
Слова Фулгрима эхом разнеслись по палубе, подобно тихому грому, и Фабий отступил от края бездны.
Он посмотрел на Тразина, молча стоявшего рядом.
— Я бы хотел пересмотреть нашу сделку. Вместо моего клона я прошу взять его, — он выпалил предложение скороговоркой, не веря, что произнес это вслух. В тот момент что-то в нем вскрикнуло от отчаяния, но он заставил этот голос умолкнуть. Так было нужно. Так было правильно.
Фулгрим озадаченно взглянул на него.
— Что? Фабий? — Он сделал шаг навстречу, и Байл отступил. Фулгрим нахмурился, как ребенок. Недоумевающий. Растерянный. Ошарашенный. Он ничего не понимал. И не смог бы понять. Ведь именно ребенком он и был.
— Не надо, Благодетель, — прошептала Игори, вцепившись в Фабия. — Не делайте этого.
— Я должен. Ради тебя.
Ради всех них. Фабий прозрел и теперь ясно видел безумие, охватившее их всех, включая его самого. Он чуть было не ступил на прежние пути, чуть было не позволил будущему сгореть в пламени воскрешенного Феникса. Его великий труд — все было впустую. Все, что он пережил, все, к чему стремился, будет загублено существом, стоящим перед ним. Игори… его неолюди… мысленно он видел, как они склоняются перед Фулгримом. Унижаются. Он этого не допустит. Просто не может этого допустить.
— Любопытное предложение. — Тразин внимательно осмотрел примарха. — Много веков назад я был близок к тому, чтобы добавить подобное создание в свою коллекцию. Ты уверен?
— Он твой. — Фабий поднялся, прижимая Игори к груди. — Я полагал, что он может быть полезен, но теперь вижу, что ошибался.
Фулгрим задрожал, глаза его расширились от изумления. Он обнажил меч.
— Учитель? О чем ты вообще говоришь? Я сделал все это ради тебя, и ты недоволен? Что я сделал неправильно?
— Ничего, — с трудом выдавил Фабий, и слово это разлилось горьким ядом на его языке. — Ты не сделал ничего плохого. Но это было ошибкой. Я должен исправить ее.
Алкеникс тоже поспешно вскочил на ноги.