Он носил багровые силовые латы, исписанные тонкими вьющимися строками текста везде, где не было богохульной символики или дрожащих полосок рассыпающегося пергамента. Такие же письмена украшали пристегнутый к поясу шлем. Тут и там о керамит позвякивали запечатанные воском странные сосуды из глины и стекла. Внутри каждого извивались и закручивались неясные очертания плененного нерожденного, с нетерпением дожидающегося, когда его выпустят наружу. Стоя рядом с Аррианом и изучая показания приборов, Саккара лениво поглаживал бутыли.
— Нервничаешь? — спросил Арриан, не глядя на Несущего Слово. — Боишься, что сегодня таки настал день встречи с богами, которых ты так превозносишь?
— Нет, — сухо ответил Саккара. — Смерть есть величайший из божественных даров.
— Неужели? До сего момента ты никогда не выказывал готовности принять это. — Арриан повернулся к собеседнику. — Что же изменилось? Осмелел наконец?
Саккара пропустил издевку мимо ушей. В действительности он был не большим трусом, чем сам Арриан. Фанатичный, самовлюбленный, надоедливый — определенно. Но трус? Нисколько. Подобные насмешки теперь не задевали его так, как когда-то, и потому Саккара просто рассмеялся.
— А может, это ты нервничаешь, Арриан? Ведь его смерть — его окончательная смерть — даст тебе столь пугающую свободу, разве нет, Пес Войны?
Арриан нахмурился:
— Он не мертв.
— Уверен? Тогда где же он? — Несущий Слово посмотрел на него в упор. — Мне любопытно, что ты будешь делать без хозяина, за которым можно ходить тенью? Примешь наконец судьбу, постигшую все твое ублюдочное братство, и отдашься в горячие объятия Кхорна?
Арриан молча изучал товарища, держа ладони на рукоятях парных фальксов, покоящихся в ножнах на поясе.
— Нет никакого Кхорна, проповедник, — сказал он наконец. — Или Слаанеш. Лишь противоборствующие природные силы и дураки, наделяющие их большим смыслом, чем те заслуживают.
Даже для него самого это прозвучало неубедительно. Ему явно недоставало уверенности старшего апотекария.
«И более того, псобрат. У тебя нет ни ума, ни знаний твоего господина».
— Замолчи, брат, — буркнул Арриан и предостерегающе постучал пальцами по черепу Бриая. После смерти его псобрат оставался все таким же зубоскалом, как и при жизни. — Ты лишился права упрекать меня в нехватке сообразительности в тот день, когда сделал свой первый шаг на Восьмеричном Пути.
В своей когорте Арриан единственный не преклонил колено перед Троном-из-черепов. Хотя «гвозди мясника» искрили и рычали у него в голове, строгий режим приема успокоительных предотвращал худшие вспышки боли. Порой он принимал больше отведенной нормы, просто чтобы узнать, каково быть на обратной стороне безумия. Но не слишком часто. В небольших дозах боль была полезна. Она помогала идти по дороге, которую он для себя избрал.
А сейчас ему нужно было сосредоточиться — возможно, сильнее, чем когда-либо. Только так можно было надеяться найти выход из сложившейся ситуации.
Переворот не стал для него неожиданностью. Внезапный? — да. Стремительный? — несомненно. Но совсем не непредвиденный. Такова была природа легионеров-предателей. Вероломство было их вторым именем, оно жило в сердце каждого, вне зависимости от того, кому они присягали. Все они были отщепенцами величайшей армии, что когда-либо ступала среди звезд; они избавились от древней, инстинктивной дисциплины с той же охотой, с какой отказались от клятв верности Императору.
Однако предвосхитить что-то еще не значит легко с этим справиться. Текущий бунт напоминал повторное возгорание; долгие месяцы и годы угли мятежа тлели, пока вновь не привели к пожару.
Они — точнее, старший апотекарий — собрали жалкие остатки XII миллениала III легиона несколько столетий назад, после налета на Лугганат. В последующие десятилетия около сотни Детей Императора, оставшихся в когорте, доказали свою полезность: армия, пусть и небольшая, весьма пригодилась в Оке.
Однако, когда утихло ликование от того, что им удалось выжить, начало расти недовольство. Время от времени один или двое пытались что-то устроить — по большей части от скуки; из этого ничего не получалось. Нынешний случай, тем не менее, отличался от привычного праздного бунта. Поднявшиеся против предводителя хотели захватить корабль и все, что было на нем. Если бы только старший апотекарий находился здесь…
Чтобы успокоиться, Арриан сделал глубокий вдох. По идее он должен был сидеть в апотекариуме корабля, проводя необходимые процедуры, но вместо этого ему приходилось иметь дело с кучкой наглых празднолюбцев, его единственными союзниками из экипажа и коллегами-апотекариями. Ну и, конечно, с Саккарой. Последняя мысль вызвала у него улыбку. В череп Несущего Слово был имплантирован миниатюрный детонатор, настроенный на частоту мозговой активности старшего апотекария. Таким образом, пока функционировал мозг Фабия Байла, устройство в голове у Саккары было выключено. Такая мера оказалась весьма действенной, так как Саккара любыми средствами старался выжить.