— Приверженность ритуалам — опора братства, — ответил Эйдолон. — Впрочем, за все годы, что я тебя знаю, ты никогда и не выступал за него.
— Если ты так считаешь, зачем было приглашать меня сюда? — Фабий направил жезл пыток на Эйдолона. — И как вы вообще меня нашли? Выходит, вы следили за мной? Шпионили?
— Конечно. Но в данном случае нам подсказали, где ты находишься.
— И кто же, интересно?
Эйдолон нарисовал в пыльном воздухе наполовину человеческий силуэт.
— Она.
— Она?
— Ты и сам знаешь, о ком я говорю, Фабий. — Эйдолон ухмыльнулся. — Она такая же часть тебя, как и та хитрая штуковина, которую ты носишь.
Фабий замер. Его сердцебиение замедлилось, и хирургеон обеспокоенно зашипел, зарегистрировав внезапное колебание пульса.
— Мелюзина, — тихо проговорил апотекарий. Эйдолон кивнул.
— В танце она вышла из тени, говоря бессмысленными загадками и рисуя странные фигуры на стенах золотыми когтями. — Он указал на стену, где на древнем скалобетоне красовались непонятные очертания. Фабию хватило взгляда, чтобы понять, что они составляли одно целое — грубую звездную карту.
— Но зачем?
— Зачем она явилась к нам? Могу предположить, что она хотела, чтобы мы нашли тебя — Лорд-командующий пожал плечами. — Хотя кто знает наверняка? Кем бы она раньше ни была, сейчас она — придворная Темного Принца.
— Да уж. — Фабий поморщился и отвернулся. В последний раз, когда он видел Мелюзину, она пыталась предупредить его о чем-то. Трудно было разобрать ее путаную речь, поэтому он уловил лишь общий смысл ее послания. Теперь она снова пытается его предостеречь — или здесь что-то иное?
— Удивительно, как ты вообще ей поверил. В конце концов, она ведь одно из моих творений.
— Да, но теперь она принадлежит другому. Равно как и все, что ты сделал, однажды будет принадлежать ему. — Эйдолон постучал по искаженной аквиле на нагруднике. — Феникс неспокоен во сне, и твоя ужасная дочь утешает его в час тревоги.
Фабий крепче сжал Пытку.
— Так или иначе, ты все еще не поведал, зачем меня вызвали сюда.
— Ты знаешь, зачем мы сюда пришли, Фабий?
— Даже не осмелюсь догадаться.
Эйдолон усмехнулся.
— Гармония — мир, где легион умер в третий раз. Трижды мы сгорали в пламени и трижды возрождались. Это священный мир, место для размышлений паломников.
— Это развалины, населенные призраками.
— Назови мне хотя бы одно действительно важное святилище, которое является чем-то другим, — беспечно отмахнулся Эйдолон. — На Гармонии мы возродились из пламени твоего безумия, Фабий, — все мы, даже ты сам. Или ты скажешь мне, что остался таким же, каким был до того, как Абаддон метнул свое копье?
— Нет, — Байл помедлил. — Даже у моей гордости есть пределы.
— Это место так же важно для нас, как потерянный Кемос или кровавые поля Терры, ибо это памятник нашим грехам и нашей силе, — кивнул Эйдолон. — Здесь враги обрушили на нас силы, способные расколоть мир. И все же мы живы, мы выстояли и растем. Да, Фабий, за это легиону стоит быть тебе благодарным. Без твоего безумия мы впали бы в бессмысленное прозябание, как многие из наших братьев.
— И наградой мне стало изгнание.
— В которое ты сам решил удалиться.
— Ты пытался меня убить.
— Едва ли это был первый раз. Убийцы каждый день приходили за тобой, Фабий, пока ты пытался укрепить свою власть над легионом. А сколь многие пытались уничтожить нашего брата Люция или меня? Тебе бы стоило воспринимать это как комплимент.
— У нас разные представления о том, что такое комплимент.
— Возможно. Пойми, мы злились на тебя, Фабий. Мы искали козла отпущения, а ты сам весьма охотно надел рога и спрятался подальше. Ты всегда был мучеником по той или иной причине и всегда давал нам повод ненавидеть тебя. Скольких братьев ты приговорил к недостойной смерти, чтобы уберечь наши ряды от пагубного воздействия заразы?
— Слишком многих.
Эйдолон снова кивнул.
— И некоторые из них были тебе больше чем братьями, не так ли? Помнишь Ликеона? Что с ним случилось? — Эйдолон улыбался. То была улыбка человека, который уже знал ответ на свой вопрос. Фабий трудно сглотнул, невольно ощутив смятение. Он давно сбросил с себя оковы вины — и тем не менее почувствовал угрызения совести, услышав имя старого друга.
— Ликеон умер. Еще на Терре.
— Правда? Совершенно забыл. Сколь многие из нас встретили погибель. И столь многие до сих пор живы. — Эйдолон постучал по сломанной стене; куски кладки сдвинулись и обрушились на землю. — Как он погиб?