Юноша не станет тем, кого они запомнили, но, возможно, из него получится Фулгрим — такой, каким он должен был стать изначально. Фениксиец, свободный. Истинный просветитель, способный повести новое человечество к уготованной ему великой судьбе.
В голове Фабия всплыла одна история, которую, должно быть, он слышал в детстве, — сказка туманной Альбии. Чародей вырастил короля, и наступил золотой век. Никакого счастливого конца там не было, ибо в подобных историях это вообще редкость. Но сейчас это была совсем не сказка, а он — никакой не волшебник, руководствующийся знамениями и седой мудростью. А существо, сидевшее перед ним, не было человеком, хотя и могло занять королевский престол. Или императорский.
— Вы улыбаетесь, — подметил Фулгрим, и Фабий моргнул, пораженный своей задумчивостью. Ребенок расплылся в улыбке, и у Байла защемило сердца в их клетках из костей и злобы. — Улыбаться — хорошо, учитель. Лучше улыбаться.
Клон потянулся за очередным планшетом.
— Да, — кивнул Фабий. — Встань.
Мальчик послушно поднялся на ноги, и Фабий принялся бережно осматривать его. Хирургеон защелкал и зашипел, беря образцы крови и кожи, но Фулгрим даже не шелохнулся. Диагностические сканеры, встроенные в броню Фабия, меж тем регистрировали и анализировали биометрические данные клона.
— Вытяни руку.
Пальцами прощупывая руку Фулгрима на предмет любых изъянов в его мускулатуре, Фабий неожиданно для себя обнаружил, что мысленно возвращается к падению Гармонии и неистовству Абаддона. К моменту ясности, за который он так и не поблагодарил магистра войны. Воскрешать Хоруса было дурацкой затеей. Подумать только, Луперкаль перерождается, и легионы объединяются. То была мечта совсем другого человека — отчаянно ищущего какую-то цель в бессмысленной Вселенной. Те дни сейчас казались дурным сном. Калейдоскопом из разбитых воспоминаний. Он ошибался. Теперь он видел это совершенно отчетливо.
— Повернись.
Фулгрим плавно развернулся, и Фабий прощупал мышцы плеч и спины и провел еще несколько сканирований. Его думы по-прежнему занимало прошлое. Возрождение Хоруса сейчас принесло бы только новые проблемы. Новые распри. Но можно ли то же самое сказать о Фулгриме? Подлинный примарх ныне был потерян для них, обернувшись капризным извергом, полностью отдавшимся сладострастию и излишествам. Но этот Фулгрим еще не предан пороку. И, быть может, никогда не пропадет, если Фабий будет осторожен.
Апотекарий отошел назад.
— Хорошо. Можешь вернуться к учебе.
Ребенок застенчиво улыбнулся и кивнул. Фабий отвернулся, изучая его биоритмы на экране ауспика, встроенного в наручи. Он постучал по кнопкам управления, сравнивая показания с характеристиками оригинального Фулгрима.
— С учетом незрелости, уровень отклонений допустимый, — пробормотал он, доверяя вокс-системам брони записать его заметки. — Наличествуют признаки кожного утолщения над некоторыми узлами сенсорных нервов.
Он покачал головой, отчасти раздраженный качеством своей работы. Это было все равно как если бы он принял пациента за умершего, а потом вдруг обнаружил признаки жизни. Слабые, но тем не менее. Теперь вопрос состоял в том, что с этим делать. Что-то загремело, и апотекарий поднял глаза, прервав размышления. Воспитанник шагал к нему, держа широкий звериный череп, усеянный костными шпорами.
— Я нашел его в одной из комнат. Это череп баргеза. — Фулгрим говорил так, будто вытягивал слова из какого-то огромного резервуара памяти. — Откуда мне известно это слово?
— Примархи — первые примархи — каким-то образом закодировали свои воспоминания в крови и костном мозге, как когитатор, выполняющий резервное копирование. Данный процесс мне пока что до конца не понятен, и у меня так и не получилось повторить его сколько-нибудь успешно. Вот почему стало возможным воспроизвести их — и тебя в том числе — целиком, включая воспоминания. — Фабий выдержал паузу. — Ты знаешь это слово, потому что мы — ты и я — воевали с баргезами тысячелетия назад.
— Значит, это трофей?
— Это сырье, — объяснил Байл. — Щепотка разбавленного костного вещества баргезов вызывает агрессию. Люди, конечно, не испытывают в ней недостатка, но пламя ярости быстро угасает, тогда как гиперактивность баргезов вкупе с человеческим терпением порождает по-настоящему смертельно опасного хищника.
— Так вот каковы люди? — спросил Фулгрим.