Алкеникс подражал ему, копируя его движения. Пусть с одним клинком, а не с двумя, но с таким же изяществом.
— Под угрозой смерти да сохраню я самообладание, — сказал он. — Я тоже читал эту книгу, Пес Войны. Все мы читали.
— И тем не менее мало кто из вас понимает ее даже сейчас.
— Знаешь ли, я был там, когда Фулгрим убил последнего из них. — Флавий тихо рассмеялся. — Сабазиево братство, дуэлянты и агитаторы захолустного мирка. И все же каким-то образом им удалось задеть нас. Та рана кровоточит до сих пор. — Он повернулся, сверкнув клинком. Арриан кружил вокруг него. Они сражались неторопливо, их клинки даже не соприкасались. Требовались немалые навыки, чтобы так драться.
— Глубочайшие раны всегда ноют, — бросил Арриан.
— А ты довольно мудр для псины.
Арриан ощутил укол гнева, но погасил его.
— Пытаешься спровоцировать меня. Жаждешь настоящей дуэли, мечник? Тебе подобные любят поединки. Бессмысленные состязания чести и мастерства.
— Что значит честь для мясника?
— Ничего. Даже меньше, чем ничего. — Арриан повернулся, в этот раз стремительнее. Гвозди завибрировали, потревоженные ритмом. Он равномерно дышал, заставляя себя оставаться спокойным. Это всегда было самым сложным. Гвозди реагировали на гормональные раздражители: рост напряжения, выход из себя, возбуждение. В такие моменты они больно жалили. Требовалось только сохранять самообладание, и тогда вездесущая боль притуплялась.
— А что такое честь для тебя, мечник?
— Вот что. — Алкеникс сделал шаг назад и поднял меч так, чтобы Арриан мог видеть шелковые ленты, свисающие с эфеса. — Эти клочья — все, что осталось от моей чести. Последнее напоминание о лучших временах. Я спас эти лоскуты знамени своего миллениала от грязи Терры после того, как мои братья выбросили и растоптали его, пока спешили уничтожить визжащих обитателей вонючего жилблока. — Он горько усмехнулся. — Действительно, на кой нужны знамена из простого шелка, когда впереди ждала невинная плоть, которую можно было содрать с костей и растянуть на древке?
— Плоть гниет, — сказал Арриан.
— Как и шелк. Честь мимолетна, как и удовольствие. Равно как и боль. Бытие есть всего лишь набор концовок, нагроможденных друг на друга. — Он повернул клинок и направил его на Пожирателя Миров. — Но каждый конец — это одновременно дверь и ключ. Все ведет к следующему началу.
— Так вот зачем мы отправились в это путешествие? В поисках еще одного начала? — Старший апотекарий не слишком подробно обрисовал ему цель их плавания, и все же Арриан имел некоторое представление о том, что это за предприятие, учитывая ситуацию. То обстоятельство, что Фабий не соизволил поделиться с ним информацией, вызывало у него некое подобие досады. Хотя, возможно, старший апотекарий просто предоставил ему выяснить все самостоятельно.
— Ты не одобряешь?
Арриан тихо рассмеялся.
— Ты говоришь о начале и конце, как будто это не та же старая история, которая разыгрывается среди тех же звезд. История, начавшаяся на Улланоре и на Истваане, еще не завершилась. И никогда не завершится, пока мы живы и сражаемся.
Алкеникс нахмурился.
— Ты действительно так думаешь?
— Мы неспроста называем это Долгой войной, брат. — Арриан без показных движений убрал клинки в ножны. — Все закончится в пламени, но не скоро. И мы вряд ли доживем до того дня.
Алкеникс, в свою очередь, меч не убрал. Он уставился на свое кривое отражение, растянувшееся вдоль блестящего полотна клинка.
— Ты говоришь прямо как Фабий.
— Он из мудрейших в своем поколении.
Алкеникс еще больше помрачнел.
— Он глупец. И всегда им был. Там, где другие видят красоту, он находит только уродство. Там, где мы зрим лучший путь, он видит только потраченный впустую потенциал. Он совершенно приземленный, в то время как мы стремимся достичь звезд. — Алкеникс поднял меч. — И если ты будешь проводить с ним слишком много времени, он утащит тебя за собой.
Арриан улыбнулся.
— Мне всегда было комфортнее в пыли, чем среди далеких светил. Дефект в генном семени, подозреваю. — Его улыбка померкла. — Но не думаю, что ты явился сюда говорить о таких вещах, префект. Думаю, ты пришел с вопросом.