– Опасения мои, к счастью, не подтвердились. С сердцем у тебя ничего особенного не происходит. А в том, что приключилось, виновата всего лишь нервная система. Он как-то там по-медицински загнул, но я не стал запоминать. Просто ты заработалась, устала. Жора настаивает на полном обследовании, с чем я согласился. Надо же, раз уж ты сюда попала, понять в тебе все.
– А ты во мне чего-то не понимаешь? – Маша повернулась к мужу, положила руки ему на грудь, заглянула в глаза. – Я вот тебя знаю как облупленного, вижу за твоим подчеркнуто нежным поведением нечто большее и тщательно скрываемое. Устал, много работы?
– Нет, не больше, чем обычно.
– Что же тебя гложет, мой полковник?
– Твое здоровье, – выпалил Гуров, чуть помолчал и добавил: – Вообще-то, мы сейчас со Стасом занимаемся одним делом. Там много непонятного и тревожного.
– Я чувствую. Тебе надо бежать?
– Нет, что ты, – успокоил ее Лев Иванович и прошелся по палате. – До утра я совершенно свободен. Правда, завтра мне придется уехать из Москвы. Может, на сутки или даже чуть больше. Извини, что завтра не навещу. Но вечерком я обязательно позвоню. Слушай, а у тебя тут телевизор с видеоплеером! Может, тебе привезти в следующий раз старые любимые фильмы? Для души!
– Я люблю смотреть их с тобой – на диване, под пледом и щекой на твоей руке. Правда, бывает это пару раз в год.
– Ты тут не хандришь? – с подозрением спросил Гуров.
– Да что ты! – Мария рассмеялась. – Во-первых, я тут отоспалась за весь год. Я не люблю казенные учреждения, а во время гастролей устаю больше от гостиниц, чем от чего-то другого. А тут у них удивительно благоприятная обстановка. Тихие, улыбчивые, по-настоящему добрые медсестры. Ходят такие симпатичные девушки и улыбаются всем. Да и парк у них тут изумительный. Ты представляешь, здесь поют птицы! Я их чуть ли не с рук кормила. Прямо тут! В парке! Сидит пичуга и весь день трели разводит. То на одну ветку перелетит, то на другую. И пациенты спокойные. Гуляют, смирно сидят на лавочках с книгами. Знаешь, я тут заметила, что сердечники чем-то друг на друга похожи. Вообще-то, это неудивительно, потому что когда сердце прихватывает, то каждый пугается скорой смерти. Это накладывает на людей какой-то отпечаток грусти, что ли. Кажется, что они все одинаково задумались о бренности земного бытия.
– Ну, это естественно.
– Я совсем о другом. Характеры и типажи у всех разные, а вот этот определяющий фактор больного-сердечника порой делает с людьми удивительные вещи. С их близкими тоже. Тут лежит один грузный мужчина, сразу видно, что начальник очень высокого ранга. Так вот он напоминает старого доброго льва. Ему уже нельзя быть строгим, пугать людей грозным рыком. Он бродит по аллеям парка и по привычке трясет гривой. В переносном смысле. А еще есть одна дама, наверное, в прошлом балерина или профессиональная танцовщица – по походке видно, по тому, как ступни ставит. Так вот, она напоминает присмиревшую газель. Так и кажется, что ей хочется сорваться с места и промчаться по зеленой траве, поиграть. А она сдерживается. Такие вот порывы в движениях прослеживаются.
– Развлекаешься? – Гуров улыбнулся.
– Профессия у меня такая. – Маша вздохнула. – Все, что актер берет в свой образ, конкретную роль, он не выдумывает, а видит в реальной жизни.
– А я на кого похож? На льва?
– Ну, если только на засыпающего прямо на ногах. Езжай-ка ты домой, Лев.
– Знаешь что, – Гуров обнял жену, прижал к себе и вдохнул запах ее волос, – давай-ка я похлопочу там у себя насчет санатория. Представляешь, пару недель ничего не делать, ходить только в пижаме и шлепанцах, а по вечерам чтобы играл духовой оркестр.
– Да, представления у тебя о санаториях, прямо скажем, архаичные. Хотя в этих представлениях есть определенная душевность.
Глава 3
Молодые оперативники вошли в кабинет ровно в десять утра. Гуров ерзал в неудобном кресле, которое для него организовал Крячко, и читал рапорта оперативников по результатам поквартирного обхода.
Кулаков сегодня был без формы. Гуров мельком глянул на старшего лейтенанта и отметил хорошо развитую мускулатуру. Владик Рязанцев снова щеголял в своей легкомысленной курточке, но Лев Иванович решил не исходить желчью по этому поводу. В конце концов, не его это дело. Эта курточка или иная – данное обстоятельство не играет никакой роли в работе оперативника. Если уж быть честным с самим собой.
– Садитесь, не стойте столбами, – велел Крячко, шумно двигая стулья, звеня стаканами и чашками в шкафу, потом громко спросил: – Лев Иванович, сразу парней озадачим или сначала песочить их будем?