Конев: «Самое трагичное заключалось не в том, что рвались тяжелые снаряды, а в том, что каждый снаряд… образовывал огромную воронку, которую почти сейчас же затягивало битым мелким льдом, и она переставала быть различимой. В полутьме, при поспешных перебежках под огнем, наши бойцы то и дело попадали в эти воронки и тут же шли на дно. Так нам с Фадеевым пришлось стать участниками небывалого в истории войн события, когда первоклассная морская крепость, дополнительно обороняемая линейными судами, была взята штурмом сухопутными войсками».
К утру первые отряды наступающих ворвались в Кронштадт. Начался тяжелый уличный бой. В итоге мятеж подавили. Штурмующие потеряли 527 человек убитыми и 3285 ранеными. Мятежников было убито около тысячи, свыше двух тысяч ранено и взято в плен, еще восемь тысяч ушли в Финляндию.
Фадеев до Кронштадта не дошел. На льду Финского залива он получил свое второе ранение[161]. Потеряв сознание, лежал на льду, малозаметный в белом халате. Почти два километра полз. Был подобран санитарами.
По данным советского литературоведа Виталия Озерова, Фадеев получил осколочное ранение. Ростовский писатель Павел Максимов, ссылаясь на самого Фадеева, утверждает, что это была пуля: «Он рассказал мне, что ранен был в ногу, и, как он говорил, ранен „удачно“: пуля не раздробила кость, а прошла сквозь сустав, на сгибе между стопой и голенью, только частично повредив кости и связывающие их сухожилия. Но это „удачное“ ранение было ужасающе болезненным…»[162]
По данным Б. Беляева, Фадеева ранило на ближних подступах к крепости, а не погиб он только потому, что оказался прикрыт телами убитых товарищей.
Кто-то утверждал, что Конев выносил раненого Фадеева из-под огня, но это легенды. Сам Конев писал: «В бою я Фадеева не видел. Каждый был увлечен своим делом, и пока мы до конца не выполнили задачу, пока не очистили Кронштадт, ни я, ни остальные не в состоянии были думать ни о чем другом».
Еще одна легенда, кочующая из источника в источник, но не соответствующая действительности, — о том, что за Кронштадт Фадеев получил орден Красного Знамени[163].
Известные стихи Багрицкого:
— в прямом смысле слова о Фадееве.
Как и строки Исаковского, хорошо знавшего Фадеева[164]:
Обратно в Петроград и Москву Конев ехал один. Он еще успеет вернуться на Дальний Восток и довоевать там.
А Фадеев около пяти месяцев провел в петроградском госпитале, где его отыскали друзья через полпреда ДВР в Москве Кушнарева. «Сейчас же были откомандированы полпредством в Ленинград я и Маруся Кушнарева, — вспоминала Татьяна Цивилева. — Саша был рад нам, шутил, смеялся, обещал скоро вернуться в Москву». Со слов Гидаша, Фадеев так вспоминал о госпитале: «Никогда в жизни столько не читал. Тут тебе и утопические социалисты, и Ленин, и Мильтон, и Блок… Чего-чего только не прочел».
Он мог бы, наверное, вернуться в Забайкалье, принять участие в походе на Приморье в 1922-м…
Но — сложилось так, как сложилось. Кусочек злого металла, угодивший в Фадеева на кронштадтском льду, оказался судьбой.
После лечения его уволят с военной службы. Он останется в Москве и поступит в горную академию — поначалу планируя вернуться в Приморье горным инженером.
Не выйдет.
В столице Фадеева навсегда захватят две главные страсти его жизни: партия и литература.
Новые академии
Он мог стать геологом — и открывал бы золотоносную провинцию на Чукотке, или якутские алмазы, или приморский вольфрам… Горная академия идет Фадееву больше, чем коммерческое училище. Геологом его представить можно, коммерсантом — никак.
Но карьера горняка не удалась, как и военная.
Летом 1921 года Фадеев выписывается из госпиталя и возвращается в Москву. В качестве вида на жительство получает у уполномоченного ДВР Кушнарева удостоверение в том, что Булыга-Фадеев действительно является гражданином Дальневосточной республики. Селится поначалу у Тамары Головниной и ее мужа в Глазовском переулке. «Комната по вечерам наполнялась друзьями-дальневосточниками, которые с путевками в рабфаки и вузы приезжали в Москву и временно останавливались у товарищей, пока не обзаводились своим жильем, — вспоминала Головнина. — Было так принято: не удивляться, если в открывшуюся дверь входил кто-нибудь из ребят с рюкзаком за плечами и заявлял: „Вот и я приехал, пока побуду у тебя“. Ему освобождалось место, и он, расстелив свою шинельку, ложился на пол».
161
Здесь же чуть не погиб, провалившись под лед, Александр Степанов — будущий автор эпопеи «Порт-Артур».
162
Актер и фронтовик Владимир Иванов, после войны игравший Олега Кошевого с осколком в колене, вспоминал встречи с Фадеевым: «Он свободно пользовался военными терминами, называл системы и марки пушек, самолетов, танков, стрелкового оружия, и мне подумалось: разговариваю не с писателем, а с военачальником. „То, что у тебя открылась рана, не беда, — вернулся он к первоначальному разговору. — Это обыкновенный свищ, я был ранен на Дальнем Востоке и при взятии Кронштадта несколько раз. Ранен тяжело. До сих пор хожу, как на шарнирах. Раны не дают спать по ночам“».
164
Исаковский посвятил Фадееву «Песню о Родине», взяв эпиграфом строчки из песни «Трансвааль, Трансвааль, страна моя, ты вся горишь в огне…» об Англо-бурской войне, которую часто пели участники Гражданской войны в России, причем по обе стороны баррикад. У Фадеева эта песня не раз цитируется в «Последнем из удэге».