И вот писатели едут на восток. Павленко — комиссар Гражданской, будущий лауреат четырех Сталинских премий. Фраерман, партизанивший в Приамурье и уже писавший о Дальнем Востоке, хотя самая известная его вещь — «Дикая собака Динго, или Повесть о первой любви» — еще впереди[256]. Гидаш — венгр, политэмигрант; Фадеев зовет его Анатолием.
28 сентября поезд прибывает в Хабаровск. Гидаш вспоминал, что писательская бригада сразу отправилась к редактору «Тихоокеанской звезды» — старому большевику и бундовцу Иосифу Шацкому, в 1932-м бравшему на работу в газету Гайдара. «Шацкий… чуточку смущенно, стараясь шуткой перебить свое смущение, спросил, как у нас с деньгами. И Фадеев… забормотал что-то. Но, кроме громкого „ха-ха-ха“, болтавшегося на кончике бормотания, так ничего и нельзя было понять. Шацкий встал. Поднялся и Фадеев. Видно, его беспомощные „значит“, „так сказать“, „словом“, „то есть“ и опять „так сказать“ оказались достаточно убедительными аргументами: Шацкий с радостью взял у нас стихи, рассказы, отрывки из романов и выписал гонорар»[257].
У Фадеева в этот период с деньгами было плохо: гонорары за старые публикации потрачены, новых книг и пьес, которые могли бы идти в театрах годами и приносить постоянный доход, он не писал. «Временно вышел из „зажиточности“», — пишет он матери. Но при первой возможности отправлял ей деньги.
Писатели ездят по Приамурью. Встречаются с отцом и сыном Генрихом и Эммануилом Казакевичами[258], с энтузиазмом взявшимися за хозяйственное и культурное развитие только что образованной Еврейской автономной области. Чуть позже Фадеев «продвинет» старшего Казакевича в правление Дальневосточного отделения Союза писателей.
Лариса Казакевич, дочь автора «Звезды», вспоминала: «Осенью 34-го года молодой Казакевич встретился с этой группой писателей в тайге, у костра, где Фадеев жарил мясо на костре, и они пили кислое вино, закусывая жареным мясом… Фадеев, узнав, что папа перевел на идиш, в частности, „Во весь голос“ Маяковского, попросил прочитать. Когда он замолчал, все зааплодировали, а Фадеев сказал, что ритмика в переводе выдержана прекрасно, а потом подсел к Генриху Львовичу и сказал: „Хороший сын у тебя, Генрих, за такого краснеть не будешь“».
Позже Фадеев высоко оценил военную прозу Эммануила Казакевича. А Лариса Эммануиловна вспоминает и такой эпизод: «Когда в начале 50-х „новым“ писателям давали квартиры в новом доме писателей, пристроенном к старому, в Лаврушинском переулке (что напротив Третьяковской галереи), нашему семейству выделили квартиру на третьем этаже, каковой считался самым престижным (на этой же площадке была квартира Нилиных). А Первенцевым — на первом… Первенцев пошел к Фадееву просить, чтобы его этаж поменяли с Казакевичем. Фадеев выгнал его из кабинета с соответствующими словами, вместо которых обычно в тексте ставится отточие. Нет, я не хочу сказать, что это зависело только от его отношения к Казакевичу. Но это хорошо характеризует Фадеева».
С конца октября Фадеев — во Владивостоке. Здесь, на юге, необычно тепло — во второй раз зацвели вишни. С этого времени и по август 1935 года он в основном жил в пригороде Владивостока — в санатории РККА на 19-й версте (нынешняя Океанская), а если еще точнее — «в громадной и теплой даче» при санатории[259]. Писал «Последнего из удэге», собирал материалы для сценария о Комсомольске. Доработал «Против течения», превратив его в «Амгуньский полк», сочинил «Землетрясение»… — этакая «приморская осень». «Так расписался, — признавался в письмах, — что больше ничем и заниматься не хочется». И еще: «Мне работалось трудно, но хорошо, что я объясняю тем состоянием душевной раскрытости, которая естественно возникла от соприкосновения с „корнями“».
256
В этой повести узнается Николаевск-на-Амуре. Прототипом главной героини Тани Сабанеевой стала дочь Фраермана от первого брака Нора Коварская. Она впоследствии долгое время работала на Приморском радио во Владивостоке, мои старшие коллеги хорошо ее знали. Потом Нора Романовна, как ее называли, эмигрировала в Израиль, умерла в Хайфе.
257
Гидаш еще не знал, что несколько лет спустя встретится с Шацким на Колыме: «Шацкий смотрел на меня ласково-грустно. Он стал еще молчаливей, чем был в Хабаровске. А в общем был такой же. К окошку за баландой подходил без всякого волнения и не возмущался, когда из половника в его миску лилась только жижица. Таким, как Шацкий, гущи никогда не доставалось».
258
Э. Казакевич, будущий разведчик и автор знаменитой повести «Звезда», в 1932 году переехал из Харькова в Биробиджан. Работал бригадиром, инженером, начальником строительства городского Дворца культуры, председателем еврейского колхоза «Валдгейм», организатором еврейского молодежного театра ТРАМ, директором Биробиджанского государственного еврейского театра, председателем областного радиовещания на идиш. Его отец Генрих Казакевич, приехавший вслед за сыном, стал первым редактором газеты «Биробиджанер Штерн», существующей до сих пор. Э. Казакевич переводил на идиш пьесы советских и европейских драматургов, стихи Пушкина, Лермонтова, Маяковского. В Биробиджане вышел первый сборник стихотворений Э. Казакевича «Бирэбиджанбой» (Биробиджанстрой). В местном театре поставили его пьесу «Молоко и мед».
259
В 1937 году, объясняясь по поводу одного из доносов, Фадеев скажет, что не получал под Владивостоком «барской дачи», а жил в военном санатории в «маленькой отдельной комнате».