— Ты не справишься одна, — заметил он, среагировав на её слова быстрее, чем следовало. Но очень уж было неприятно слышать подобное и понимать, что вина лежит и на нем. Нет, все было сделано правильно! Но совесть, такая стерва, с которой не договоришься!
Она развернулась, откинула волосы с лица.
— Какая тебе разница, паладин?
Викер посмотрел на нее и жестом указал на тарелку.
— Сядь, монахиня. Я — Викер ар Нирн. Как зовут тебя?
— Ты спрашивал имена у всех моих сестер, которых потрошил?
— Нет. И не называл своего. И не предлагал им сделок…
— Ты собираешься предложить сделку мне? Отступнице? Великая Мать, куда катится этот мир?
— С миром все в порядке! Проблема с тем, кто пытался убить меня. Ты поможешь мне разобраться с ним, а я тебе — достать нужную вещь из обоза.
Рыжая вернулась за стол, села, и вдруг захохотала, как сумасшедшая, раскачиваясь на стуле и вытирая слезы.
— Как деликатно… Не украсть… Не забрать… Достать! Воины Света не воруют, да?
Одно дело знать, а другое — слышать из чужих уст констатацию факта. Фаэрверна больше нет. Нет каменной кладки, увитой девичьим виноградом, так волшебно пламенеющим по осени, нет библиотеки, в которой пахнет пергаментом, пылью и немного мышами. Нет кухни, по которой витают запахи яблочного сидра, доходящего теста и печева. Нет аптекарского садика с его ровными рядами целебных трав и кустарников, с оранжереей, полной экзотических растений, облюбованной ласточками. Нет алтаря Великой Матери, места, где я впервые заглянула в свое сердце и поняла, что нашла себя и то, чему собираюсь посвятить всю жизнь. Места, где я пыталась, но не смогла простить отца, но где обрела семью в лице мэтрессы Клавдии и сестер: смешливых, грустных, задумчивых, умных и не очень, болтливых и молчальниц, таких разных и таких родных.
— Ты прав. Фаэрверна больше нет, но есть я! — сказала я, напоминая не собеседнику, себе, как не вовремя терять голову и предаваться отчаянию и боли.
Кажется, он предложил помочь. А я думала о том, что они все мертвы! Моя семья! Мой Фаэрверн!
— С миром все в порядке! — грубовато сказал он. — Проблема с тем, кто пытался убить меня. Ты поможешь мне разобраться с ним, а я тебе — достать нужную вещь из обоза.
Сев за стол, попыталась осознать слова. И засмеялась, осознав. Нехорошая радость выдавливала слезы из сердца. Я смеялась и никак не могла остановиться. Все-таки судьба — шутница, раз свела меня с ним на кривой дорожке. Попасть в такую дурацкую ситуацию, ну надо же!
Какое-то время он наблюдал, а потом поднял мою кружку и выплеснул содержимое в лицо. Вода хлестнула пощечиной, проясняя рассудок.
С силой потерла щеки, стирая капли. Подняла на него мокрые глаза.
— Спасибо…
— Тебе это было нужно, — буркнул он, утыкаясь в тарелку. — Так что насчет сделки?
Я помолчала, доедая остывшую капусту. Что я теряю, повышая для себя степень опасности? Ведь у меня и так никаких гарантий выбраться живой из этой заварушки!
— И ты не предашь меня, когда мы их нагоним? Не ударишь в спину? Не сдашь своим? Прости, вынуждена уточнить…
— Нет, — одним словом он ответил на все вопросы. И так ответил, что я чуть было ему не поверила.
— Хорошо, — я откинулась на спинку стула. — Догадываешься, кто покушался на тебя?
Он покачал головой, отрицая:
— Не догадываюсь, знаю!
— Хочешь убить его?
Горечь на миг проступила сквозь правильные черты лица. Породистые черты потомка одного из древних родов Вирховена. Поговаривали, в таких еще течет кровь райледов — мифической расы, ушедшей во тьму времен. Райледы считались мифом, однако иногда встречались в моем мире артефакты, которые ему принадлежать не могли.
— Посмотреть в глаза, — ответил паладин, и я изумленно уставилась на него, когда поняла, что он не врет.
Посмотреть в глаза тому, кто ударил тебя в спину! Как ни пыталась мэтресса вбить в мою упрямую голову мысль о всепрощении, урок отца я помнила лучше: ‘Все имеет в этом мире цену, Тами. И платить надо равновесной монетой. Зуб за зуб. Глаз за глаз. Жизнь за жизнь!’ Жаль, сейчас у меня было не то положение, чтобы воспользоваться этим правилом. Будь моя воля, Первосвященник, избитый и вывалянный в грязи, умирал бы, медленно поджариваясь, на огне собственного алтаря! Но, увы, из всех возможностей воздействия на церковь Единого у меня был только мой боевой сармато. И немного дней простой человеческой жизни, отпущенных судьбой.
— Ты псих! — констатировала я. — А я — Тамарис, можно просто Тами. Доедай и ложись спать. Выезжаем до рассвета.