— Я уже знаю, — прервал ее мистер Чей¬ко. — Мне позвонили с фабрики. Вы хотите произвести вскрытие моей внучки. Так?
— Так, — призналась Скалли.
— Зачем?
Старик держался великолепно. Спокойно, ровно, предупредительно. Никаких вопросов, никаких сетований. Серьезный старик. Не то что трепетный инженер или мелкий доктор.
Владыка.
Пока Скалли обдумывала, как ответить по¬тактичнее, мистер Чейко ответил на свой вопрос сам.
— Вы полагаете, что у Полы было какое-то заболевание, которое и заставило ее повести, себя столь странно и предосудительно?
— Да, — кивнула Скалли. — Мы надеем¬ся, что вскрытие поможет понять, было оно или причины поступка вашей внучки следу¬ет искать в каких-то иных областях.
«Как-то я слишком велеречива вдруг ста¬ла, — одернула себя Скалли с досадой. — И не следовало говорить: “вашей внучки”, за¬чем лишний раз напоминать ему об утрате? Ведь старик говорит просто: “Пола”».
— Я полагал, ваш приезд к нам связан с исчезновением Джорджа Кернса.
— Так и есть. Но мы подозреваем, что эти события связаны.
Усы мистера Чейко снова шевельнулись — на сей раз недоуменно.
— Каким же образом?
— Мы пока не уверены, и рано об этом говорить… не исключено, что они страдали от одного и того же нервного расстройства.
Мистер Чейко помолчал. Отвернулся, медленно оглядел внутренний двор; щурясь, посмотрел в сожженное солнечным светом небо.
— Знаете, — сказал он, — когда я приехал сюда после войны, Дадли был грязной, Богом забытой деревенькой. Я построил ферму, и всю свою семью заставил, — последнее слово граж¬данин свободной страны произнес с каким-то особенным наслаждением, — работать на ней. Город вырос вокруг моей фермы, а моя фаб¬рика выросла, как продолжение, как новое мо¬гучее сердце города. Теперь мы — самый круп¬ный поставщик кур в стране. Я всегда держал подальше от себя и от своего дела болтунов, склочников и лежебок.
— То есть таких, как Джордж Кернс? — спросил Молдер.
Мистер Чейко даже не взглянул в его сто¬рону.
— Джордж Кернс и ему подобные ниче¬го не способны создавать. Они лишь разрушают то, что в поте лица создано другими. Но от таких отгородиться легко… — он запнулся и снова поглядел в небо. — А вот… — зап¬нулся снова. Потом опустил голову и прямо взглянул в лицо Скалли. В глазах его стыла окаменевшая от времени грусть. — Знаете, долголетие — это сомнительное благослове¬ние. Всю молодость ты надрываешься и надеешься, надрываешься — и надеешься… хочешь что-то построить, чего-то добиться для себя, для семьи, для нации… Только для того, что¬бы дожить до момента, когда колесо начинает крутиться в обратную сторону. Только чтобы увидеть, как те, кого ты создал и вырастил, все у тебя отнимают…
Он повернулся и пошел по широким, по¬логим ступеням в дом. Молча агенты последовали за ним, но он на них уже не смотрел. Медленно, как-то вдруг погрузнев и соста¬рившись, мистер Чейко поднимался в холл своей резиденции, думая о чем-то своем и, судя по всему, очень, очень невеселом.
— Тем не менее, вдруг сказал он, — я еще не готов умереть. Пока что.
Остановился и повернулся к агентам, сле¬довавшим за ним в почтительном молчании.
— Ступайте, я разрешаю провести вскры¬тие, — решительно и твердо сказал мистер Чейко. — Мне тоже интересно, что стряслось с моей внучкой.
Федеральная трасса И-10
Молдер выжимал из мотора все, что тот еще в состоянии был дать. Начатое дело нужно было довести до конца, хотя в глубине души Молдер понимал, что тянет пустышку. И потому хотелось покончить как можно быстрее. Машина точно летела; надорванно сипел воз¬дух на лобовом стекле и злобно шипело по¬крытие под колесами.
— Это неважно, — отрывисто говорил Мол¬дер. — Просто я коротал время, пока ты занима¬лась анализами. Мне пришло в голову снова объе-хать все окрестные мотели… Их владельцев опрашивали после исчезновения Кернса, но предъявляли им лишь его фото. Никто Кернса не вспомнил. Мне пришло в голову проделать то же самое, предъявляя им фотографию Полы Грэй.
— Почему? — удивилась Скалли.
— Понятия не имею. Так. Подумалось… Сходное заболевание может обусловить сходное поведение.
— Ну и?
— Ничего. Остался один мотель, в двенад¬цати милях от Дадли. Я уже не верю, что мне там что-то скажут толковое, но не хочется ос¬тавлять хвосты, ты же понимаешь.
— Понимаю.
— Рассказывай теперь ты.
Скалли порылась в сумочке и достала фо¬тографию, запечатлевшую нечто странное — вроде мутного, в разводах стекла с продолго¬ватыми пузырьками внутри или, скажем, каплями, примерзшими снаружи.
— Посмотри, — сказала она, подняв фото. Молдер скосил глаза. Он водил очень аккуратно и сейчас, гоня машину на большой ско¬рости, не хотел даже на мгновение отрывать глаз от дороги — хоть она и была пустын¬ной, насколько хватало глаз.
— И что это? — спросил он. Скалли спря¬тала фото.
— Это мозг Полы, — нехотя ответила она. — Он пористый, как губка.
— Что такое?
— У девушки было очень редкое заболе¬вание — так называемая болезнь Кройцфельдта-Якоба, или губчатая энцефалопатия.
— Никогда не слышал.
— Твое счастье. Это действительно очень редкая болезнь. И болеют-то в основном животные. Я видела подобные фотографии лишь в медицинской школе. Мозг постепенно ста¬новится рыхлым и полным пустот. Неудиви¬тельно, что у Полы Грэй болела голова.
— Но почему же ни сканирование, ни ана¬лизы в окружной больнице не показали это¬го кошмара?
— Болезнь обнаруживается лишь после смерти, при взятии проб из мозга.
— Значит, просто органическое расстрой¬ство? И оно могло вызвать аберрации поведения? Из-за этих пустот Пола могла напасть на Хэролда, уже не отдавая себе отчета в сво¬их действиях.
— Это можно считать доказанным. Кройц¬фельдт-Якоб характеризуется головными болями, прогрессирующим умственным расстрой¬ством, сродни помешательству, припадками…
— Болезнь смертельна?
— Да. Через пару месяцев девочка бы умер¬ла в жутких мучениях.
Молдер вздохнул.
— Все встает на свои места. Кроме того, что Пола Грэй — далеко не девочка.
— Пошляк.
— Господи, Скалли, я совсем не то имел в виду! Взяв ее личное дело для копирования фотографии, я совершенно рефлекторно про¬смотрел все основные данные, просто так, взгляд упал…
— Ну? — неприязненно спросила Скалли. Молдер ее просто удивил, вот уж от кого она не ожидала. Ханжа несчастный. Все мужчины одинаковы. Сами начинают трахаться с кем ни попадя, едва стручок в первый раз надуется — но как заходит разговор о женской девственно¬сти, так сразу надевают постную мину. Тьфу!
— Представь себе, — продолжал Молдер, даже не подозревая, какую бурю вызвал в душе напарницы, — что Пола Грэй родилась перво¬го июня тысяча девятьсот сорок седьмого года.
— Что? — после секундной заминки спро¬сила Скалли, решив, что она чего-то недослышала или недопоняла.
— Нашей девочке сорок восемь лет от роду. Судя по всему, она не внучка мистера Чейко, а дочка ему.
— Это какая-то ошибка. Наверняка. Опе¬чатка. Наверное, цифры поменяли местами случайно, не сорок седьмого, а семьдесят чет¬вертого. Так бывает довольно часто.
Молдер с сомнением пожал плечами.
— В архивах суда должно храниться ее свидетельство о рождении. Вернемся в город — проверим. Но, знаешь, мне кажется, это рас-следование будет гораздо интереснее, чем мы поначалу предполагали.
Скалли досадливо качнула головой. Вот в чем дело. Молдеру позарез нужна хоть тень чего-то невероятного, иначе он киснет и не может работать. Понятно…
— Вероятность того, что Пола Грэй и Джордж Кернс страдали от одного и того же заболевания, ничтожна, — сказала она, по¬размыслив. — Я понимаю, исчезновение склочника очень удобно было бы списать на то, что он спятил от губчатой энцефалопатии и поте¬рял сознание, а потом и умер где-нибудь, так что его не обнаружили… или обнаружили, но уже не опознали… Но, Молдер, это действи¬тельно очень, очень редкое заболевание. Кройц¬фельдт-Якоб может передаваться по наслед¬ству, может передаваться с пищей — то есть, например, есть мясо больной скотины никак нельзя. Но он никоим образом не передается при контакте. Ни капельным путем, ни поло¬вым, ни на грязных руках… Никоим образом, понимаешь? Вероятность того, что в одном маленьком городке два посторонних человека одновременно где-то подцепили Крой…