— Лазорус?
— Стив, кажется, не был связан также, разве что случайно. И даже тогда, лишь косвенно. Это правда, он был другом Джека, но как и множество людей. — Коллин поморщился. — Черт, отец, мне нравился Джек МакБрайд — многим. Большинству людей.
— Поэтому ты не предлагаешь никакого наказания?
— Я дам ему выговор какой-то. Но даже он не будет очень тяжелым. Достаточным, чтобы заставить его ходить на цыпочках в течение нескольких лет, но не достаточным, чтобы разрушить его карьеру.
— А Ирвин?
— Ты знаешь, отец, — криво улыбнулся Коллин, — он на самом деле единственное светлое пятно во всем этом. Он был совершенно лоялен, от начала до конца, он был достаточно умен, чтобы понять, что происходит нечто, чего не должно было быть, даже если он не имел понятия, чем это "нечто" действительно было, и он единственный, кто из участвующих сделал свою работу должным образом.
— Так что твои мысли..?
— Ну, он хочет полевое назначение, но, честно говоря, я не думаю, что это будет возможно в ближайшее время. — Коллин покачал головой. — Он слишком много знает о том, что произошло — особенно теперь, после всех допросов. Мы не можем отправить его, использовав его как агента для глубокого проникновения, со всем, что грохочет в его голове. К тому же, его генотип действительно хорошо не поддается любому другому назначению. Поэтому, я думал, что мы могли бы открыть ему все пути внутри.
— Все пути? — удивление Альбрехта было очевидным, и Коллин пожал плечами.
— Я думаю, что это имеет смысл, отец. Мы можем пропустить его через стандартную программу инструктажа, посмотреть, как он реагирует. Он уже на полпути внутрь луковицы, и, как я только что сказал, он продемонстрировал лояльность и интеллект — и инициативу для этого. Если он сможет обработать то, что происходит на самом деле, я думаю, что он может быть очень полезным для нас в Дарие теперь, когда мы находимся в преддверии окончательного "Прометея".
— Гм. — Альбрехт раздумывал в течение нескольких секунд, затем кивнул. — Ладно, я это понимаю. Продолжай.
— Конечно. А теперь, — Коллин приподнялся с кресла — если вы меня извините, планируется мемориал для всех людей, убитых в парке "Сосновая Долина". Они будут открывать эскиз для него на открытом заседании, там где раньше был Детский Павильон, во второй половине дня, и — лицо его стянулось с чем-то, что не имело абсолютно никакого отношения к физическому дискомфорту его все еще исцеляющегося тела, — я обещал детям, что мы пойдем.
Глава 63
Апрель 1922 года э. р.
Брайс заставил кабину остановиться на самой вершине "Кривой Эндрю".
— Ну, вот мы и здесь.
Нэнси Беккер поднялась с места и подошла, остановившись, с ее лицом почти прижатым к смотровому окну. Это было не так глупо, как кажется, потому что это было реальное окно, а не видеоэкран. С учетом различных защитных экранов, она смотрела на перспективу своими глазами, а не на то, что передается в электронном виде.
Брайс думал, что ей это понравится. Он рассчитал поездку так, чтобы они были в тени, когда прибудут. Амета, наряду с ее различными лунами (самой маленькой и, конечно, последней из которых была станция "Пармли"), вращались вокруг звезды-субгиганта класса F5, которая была в полтора раза массивнее Солнца Старой Земли, в два раза больше диаметром, и почти в восемь раз более яркой.
Если бы бродячая кабинка горки оказалась под прямыми солнечными лучами, у Брайса не было бы другого выбора, кроме как использовать видеоэкраны. Даже с защитными щитами — которые были высшего качества, выводя положение за искусство — было бы слишком рискованно, чтобы смотреть на перспективу напрямую.
Но они были в состоянии сделать это, по крайней мере за два часа до того как кругооборот станции вокруг Аметы вынесет эту часть ее обратно из тени.
Брайс подошел и встал рядом с ней. Амета была на полном экране, со всеми ее облачными полосами и кольцами. Там, казалось, были все оттенки синего и зеленого, наряду с белыми полосами достаточными, чтобы установить их совершенство. В качестве бонуса — это было довольно необычно — луна Хайнувель просто выглядывала из-за кривой гигантской планеты ниже.
Большую часть времени, Брайс не любил эту луну. Она было достаточно близко к Амете, чтобы подвергаться выраженным приливным нагревам, а ее пятнистая красная, желтая и оранжевая поверхность, как правило, была болезненно красна. На своем нынешнем месте, однако, она была достаточно далеко, чтобы отвратительные детали были незаметными. На таком расстоянии, своими яркими цветами она делала разительный контраст с множеством прохладных оттенков своей материнской планеты.