- Вы воевали, мистер ди Паскуале?
- Нет. Прободение барабанной перепонки.
- Что еще вы можете сказать о пьесе?
- А что вы хотите услышать? Это была студенческая постановка. Распределили роли, репетировали, сыграли, подвели итог, и все - конец главы.
- Кто был постановщиком?
- Руководитель курса. Даже не помню, как его… Нет, не он. Это был профессор Ричардсон, точно! Забавно, как все всплывает в памяти, а? Как подумаешь, что прошло больше двадцати лет… - Ди Паскуале замолчал. - Вы полагаете, что кто-то пытается… - Он пожал плечами. - Знаете, двадцать лет - это срок. Я хочу сказать, здорово же надо ненавидеть, чтобы помнить все двадцать лет!
- Вы не помните, были ли какие-нибудь инциденты во время репетиций?
- Да ничего особенного. Вы же знаете, что такое актеры, даже профессионалы - всегда только «я», «я», «я». А любители еще хуже. Но, насколько я припоминаю, ссор или чего-то в этом роде никогда не было. Ничего такого, что могло бы длиться двадцать лет.
- А профессор Ричардсон? Вы с ним ладили?
- Да. Безобидный тип. Ничего в голове, но безобидный.
- Итак, вы не знаете, что могло бы послужить причиной такой жестокой реакции?
- Честное слово, нет. - Ди Паскуале немного подумал. - Вы и вправду думаете, что этот парень хочет убить нас всех?
- Этой вероятностью мы не можем пренебречь.
- Хорошо, а что же мне делать? Вы приставите ко мне охрану?
- Если хотите.
- Пожалуй.
- Тогда так и сделаем. И еще одно… - сказал Клинг.
- Знаю. Не уезжать из города.
Клинг улыбнулся:
- Как раз это я и собирался сказать.
- Естественно. Что еще вы могли сказать… Я давно этим делом занимаюсь, малыш. Я прочел все сценарии, видел все фильмы. Не надо быть волшебником… для того, чтобы понять: если кто-то решил убрать всех действующих лиц какой-то пьесы, то это вполне может быть кто-то из самих актеров. Когда вы пришлете кого-нибудь?
- Через полчаса полицейский будет здесь. Вы должны знать, что до сих пор преступник стрелял неожиданно и всегда издалека. Не знаю, так ли уж поможет охрана…
- Лучше так, чем никак, - прервал его ди Паскуале. - Скажите, милейший, я вам больше не нужен?
- Нет, я думаю…
- Отлично, малыш, - сказал ди Паскуале, провожая его к дверям. - Если вы не возражаете, я чертовски тороплюсь. Парень, с которым я говорил, должен мне перезвонить, а еще у меня на столе лежит куча всяких бумаг и ждет меня. Так что спасибо за визит, спасибо за все. Жду вашего полицейского, хорошо? Рад был познакомиться, не расстраивайтесь и до скорого, хорошо?
И дверь закрылась за Клингом.
XII
Дэвид Артур Коэн был маленьким ёршистым человечком, который зарабатывал на жизнь, строя из себя весельчака. Его контора состояла из единственной комнаты на 15-м этаже, где он принял инспекторов. Коэн усадил их и крайне раздраженно спросил:
- Вы по поводу этих убийств, да?
- Да, мистер Коэн, - ответил Мейер.
Коэн покачал головой. Он был худ, карие глаза глядели страдальчески. Он был почти так же лыс, как Мейер, и оба они, сидевшие по разные стороны от Кареллы и разделенные столом, были похожи на бильярдные шары, ждущие, когда опытный игрок выберет наилучший способ ввести их в игру.
- Я подумал об этом, когда убили Малл и гена, - сказал он. - Я сразу узнал имена, но только смерть Маллигена открыла мне глаза, и я сообразил, что нас всех хотят убить.
- Вы это поняли, когда был убит Маллиген? - переспросил Мейер.
- Именно.
- Маллигана убили второго мая, мистер Коэн, а сегодня восьмое. Прошла почти неделя, мистер Коэн. Почему вы не позвонили в полицию?
- А зачем?
- Чтобы рассказать о своих подозрениях.
- Я очень занят.
- Согласен, - сказал Карелла, - но не настолько же, чтобы не подумать о собственной шкуре?
- Никто меня не убьет, - буркнул Коэн.
- Вы уверены?
- Вы что, спорить со мной пришли? Так я не могу терять время попусту!
- Почему вы нам не позвонили, мистер Коэн?
- Я уже сказал, что занят.
- Что вы делаете, мистер Коэн? Чем это вы так заняты?
- Я придумываю комические сюжеты. Изобретаю шутки для художников-карикатуристов.
- Впервые в жизни встречаю изобретателя шуток, - сказал Мейер, прочувствованно склоняя голову.
- А я в первый раз в жизни встречаю инспектора полиции, - парировал Коэн.
- Можете ли вы рассказать о пьесе, в которой играли в сороковом году? - задал вопрос Мейер.