Из слияния в основном этих трех групп возник однородный тип, склонный к праздности и неспособный к промышленной деятельности[68], за исключением тех случаев, когда воспитание и социальное положение подстегнут его и выведут из привычной обстановки. Возникновению столь печального явления во многом способствовало смешение в ходе колонизации с индейцами. Американские расы живут в праздности и даже в случае принуждения обнаруживают неспособность к тяжелому и постоянному физическому труду. Это породило идею ввоза негров в Америку, что привело к столь роковым последствиям. Однако и испанская раса, оказавшись в американских просторах наедине со своими инстинктами, не показала себя более трудолюбивой.
Сострадание и стыд вызывает сопоставление немецкой и шотландской колоний на юге провинции Буэнос-Айрес и селений глубинных районов: у тех домики побелены, палисадники ухожены, посажены цветы и декоративные кустики, мебель в домах простая, но есть все необходимое, медная и оловянная посуда блестит, на кроватях — красивые покрывала, сами жители все время чем-то заняты. Разведением скота и изготовлением масла и сыра некоторые семьи сколотили громадные состояния и переселились в город, где живут со всеми удобствами.
Селения аргентинцев — постыдная оборотная сторона этой медали: грязные, одетые в лохмотья дети спят вместе с собаками, мужчины в полном бездействии валяются на полу, грязь и нищета повсюду; их мебель — лишь столик да сундуки, убогие ранчо — их жилища, и на всем отпечаток варварства и заброшенности.
Несомненно, именно эта, уже исчезающая, но все еще характерная для пастушеских селений нищета побудила Вальтера Скотта[69], раздосадованного поражением англичан[70], написать: «Бескрайние равнины Буэнос-Айреса населены лишь дикими христианами, известными под названием „Гуачо“, или Гаучо[71], которым мебелью служат конские черепа[72], пищей — сырое мясо и вода, а их излюбленное времяпрепровождение — загонять лошадей в бешеных скачках. К несчастью, — добавляет добрый гринго[73], — нашему хлопку и муслину они предпочли свою независимость»[74]. Любопытно было бы поторговаться с Англией: интересно, сколько вар[75] полотна и кусков муслина дала бы она за равнины Буэнос-Айреса!
По этим описанным нами бескрайним просторам разбросаны здесь и там четырнадцать городов — центры провинций, которые в соответствии с их географическим положением можно перечислить в следующем, порядке: Буэнос-Айрес, Санта-Фе, Энтре-Риос и Коррьентес — на берегу Параны, Мендоса, Сан-Хуан, Риоха, Катамарка, Тукуман, Сальта и Жужуй — почти параллельно линии чилийских Анд, Сантьяго, Сан-Луис и Кордова — в центре. Но такое перечисление не позволяет прояснить социальный смысл явлений, к чему я стремлюсь. Моей цели отвечает классификация, вытекающая из рода занятий, какими живет сельское население, ибо именно они влияют на его характер и душу. Я уже говорил, что близость рек ничего не меняет в его жизни, так как реки используются для судоходства в самой малой степени, а потому не имеют никакого значения. Все аргентинские города, за исключением Сан-Хуана и Мендосы, живут сейчас за счет продуктов скотоводства; в Тукумане развито также земледелие; жители провинции Буэнос-Айрес, где поголовье скота насчитывает миллионы голов, знакомы с многими самыми разнообразными профессиями, существующими в цивилизованном мире. Аргентинские города своим обликом почти не отличаются от всех других городов Америки: улицы, пересекающиеся под прямым углом, разбросанное по обширной территории население; исключение составляет лишь Кордова, построенная на небольшом и ограниченном пространстве и своими чертами напоминающая европейский город, что еще больше подчеркивается многочисленными башнями и куполами ее великолепных храмов. Город — это средоточие аргентинской, испанской, европейской цивилизации, здесь процветают искусства, есть магазины, школы и колехио, суды — словом, все, что характеризует развитые государства.
Изящество манер, комфорт, европейская одежда, фрак и сюртук вполне уместно выглядят здесь. Я провожу столь тривиальное перечисление не без определенной цели. Столица скотоводческой провинции — порой единственный город в ней, других небольших городов не существует, и нет ничего удивительного в том, что невозделанные земли смыкаются с городскими улицами. Вокруг таких городов на большее или меньшее расстояние раскинулась пустынная равнина; дикая природа окружает города, давит их, превращает в одинокие оазисы цивилизации, вклинившиеся в девственные просторы, что протянулись на сотни квадратных миль, и лишь изредка то тут, то там их безлюдье нарушают небольшие селения. В провинциях Буэнос-Айрес и Кордова возникло наибольшее число поселений, они также стали очагами цивилизации и служат общественным интересам — это явление примечательно уже само по себе.
68
Расовый аспект составляет важную часть представлений Сармьенто об аргентинской «почве». Отрицание добуржуазных типов производительной и общественной организации с позиций идеала буржуазного прогресса оборачивается в системе его взглядов негативными представлениями о расовой природе не только индейцев и испанцев, но и метисов, олицетворяющих для него патриархальную Аргентину. Впоследствии расово-этнические взгляды Сармьенто обретут окончательную «жесткость» в книге «Конфликт и гармония рас в Америке» (1883), отмеченной влиянием социал-дарвинизма.
69
70
В 1806—1807 гг. население Буэнос-Айреса успешно отразило попытку английской интервенции в Ла-Плату; эти события способствовали пробуждению национального самосознания аргентинцев.
71
Гаучо — это окончательное название, закрепившееся за смешанным в этническом отношении скотоводческим населением аргентинской пампы. Ему предшествует целый ряд сходных наименований. Среди них — гуачо, гаудерио, гуасо, зарегистрированные впервые в документах второй половины XVIII в. В документе 1787 г. смысл понятия «гаучо» раскрывается следующим образом: «Гаучо — испанское слово, употребляемое в этой стране (т. е. в вице-королевстве Рио-де-ла-Плата. —
Первоначально слово «гаучо» начинает употребляться в Уругвае с середины XVIII в., где оно переносится на жителей сельской местности, не имеющих собственности; в начале XIX в. оно закрепляется в провинции Буэнос-Айрес и обретает характер этнонима, видимо, в годы Войны за независимость.
Происхождение слова «гаучо» связывается с многочисленными источниками.
Аргентинский литературовед Хорхе Орасио Бекко приводит список в 37 работ, авторы которых выводят это слово из девяти языков Старого и восьми языков Нового Света. Среди последних — кечуа, мапуче, гуарани и др. По мнению этого исследователя, наиболее близок к истине бразильский ученый Фердинандо де Асунсао, который связывает его происхождение с испанским gaucho, означающим «согнутый», «перекошенный», «искривленный», в переносном смысле — «нечестный», «превратный», «склонный к дурному» и т. п. Исходная его форма — французское или провансальское gauchir. Характерно, что Сармьенто в дальнейшем использует французское gaucherie, сближая его с понятием «гаучо» для негативной оценки Росаса как типичного гаучо.
Это частный в истории этнонимов случай, когда их первоначальным источником является негативная характеристика этнической группы, связанная с критическим восприятием ее иной этнической группой. В дальнейшем этот негативный смысл утрачивается.
73
Чужеземец, не говорящий по-испански, в дальнейшем закрепилось за англоязычными иностранцами.