Генерал Ривера начал изучать местность в 1804 году, сначала он был контрабандистом, а потом нанялся ловить своих сотоварищей; затем он участвовал в сражениях с войсками короля на стороне патриотов; позднее был против патриотов на стороне партизан-монтонерос; с аргентинцами бился как командир бразильского отряда, с бразильцами — как аргентинский генерал, с Лавальехой[115] — как президент, с президентом Орибе — как полководец в изгнании, наконец, с Росасом, союзником Орибе, — как генерал Восточного берега — у него было вполне достаточно времени, чтобы немного изучить искусство проводника.
Подобный тип людей нередко встречается в некоторых местностях: это «outlaw»[117], «squatter»[118], своего рода мизантроп. Это он — Соколиный глаз или траппер из романов Купера с их доскональным знанием бескрайних равнин, презрением к городам белых, но без их природной морали и союза с дикарями. Такого человека называют Злой гаучо, причем этот эпитет не бросает на него тени. Правосудие преследует злого гаучо долгие годы; его боятся, и даже имя его произносят, понизив голос, но без ненависти, а скорее с уважением. Это таинственная личность: живет он в пампе, пристанищем ему служат поросшие чертополохом пустынные просторы, питается куропатками и броненосцами, а если вдруг вздумается полакомиться бычьим языком, то один, без чьей-либо помощи, заарканив быка, он повалит его, убьет, вырежет лакомый кусочек, а остальное бросит на поживу стервятникам. Злой гаучо неожиданно появляется в каком-нибудь селении, откуда только что ушел отряд сельской полиции, беседует с мирными селянами, которые, окружив его, взирают на него с восхищением, запасается всякими пакостями[119], а заметив отряд, спокойно садится на коня и удаляется в пампу, не спеша, не рисуясь и ни разу не оглянувшись назад. Полиция редко бросается за ним в погоню: пришлось бы напрасно загнать коней, ведь под злым гаучо — быстроходный напарник, вороной в яблоках, столь же знаменитый, как и его хозяин. И если случайно правосудие настигнет злого гаучо, то, врезавшись в самую гущу отряда, размахивая направо и налево ножом, тремя-четырьмя несущими смерть ударами в лицо или тело прокладывает он себе путь и, слившись с конем, чтобы избежать пули преследователей, устремляется в просторы пампы, скача во весь опор, пока не удалится на значительное расстояние, и тогда, опустив поводья, спокойно следует дальше. Местные поэты присовокупляют этот новый подвиг к биографии героя пампы, и слава его летит во все концы необъятной равнины. Порой злой гаучо появляется на сельских танцах вместе с девушкой, которую он умыкнул, вступает с ней в круг, путая фигуры, танцует съелито и исчезает так же неожиданно, как появился. На другой день он является в дом оскорбленной им семьи, спускает с коня соблазненную девушку и, не обращая внимания на несущиеся вслед проклятия родителей, спокойно направляется в свое жилище — бескрайние просторы.
Этот человек, живущий в разладе с обществом, преследуемый законом, этот дикарь с белой кожей по сути своей не более испорчен, чем жители селений. Отчаянный смельчак, вступающий в поединок с целым отрядом сельской полиции, не нанесет вреда беззащитному путнику. Злой гаучо вовсе не разбойник, не грабитель; нападение на мирных жителей не его цель, как воровство не было целью Чурриадора. Да, он крадет, но ведь это его профессия, его искусство, ибо крадет он лошадей. Как-то раз является злой гаучо в военный лагерь — командир просит достать коня такой-то масти и стати, с белой звездой на лопатке. Гаучо сосредоточивается, минуту размышляет и, помолчав немного, отвечает: «Такого коня сейчас нет». О чем же он думал? В тот миг в его памяти промелькнула тысяча поместий-эстансий[120], разбросанных по пампе, мысленным взором окинул он всех коней, какие только есть в провинции, с их мастью, цветом, особыми отметинами, и убедился, что нет ни одного со звездой на лопатке: у одних звезда на лбу, у других — белое пятно на крупе. Удивительная память, не так ли? Ничуть! Наполеон знал по имени двести тысяч своих солдат и помнил все, что касалось каждого из них[121]. Если же не просят невозможного, тогда что ж — в назначенный день на назначенное место приведет он коня, какого у него просили, и даже если ему заплатят вперед, он все равно непременно придет на встречу. Как и игрок, он верен своему понятию о чести.
115
116
Впервые выведенный Сармьенто один из центральных персонажей аргентинской литературы XIX в., источник многих художественных и философских реминисценций в почвеннических исканиях XX в. Само понятие «злой гаучо» (gaucho malo) имеет народное происхождение и содержит не столько моральную, сколько социальную характеристику. «Злой гаучо» — это изгой, вынужденный по той или иной причине скрываться от преследующих его властей. В системе общих представлений Сармьенто об аргентинском мире именно этот тип является высшим воплощением «варварства», в дальнейшем он именует «злым гаучо» и X. Ф. Кирогу, и Росаса. X. Эрнандес в поэме «Мартин Фьерро» делает основной акцент на социальной сущности типа «злого гаучо». Описания «злого гаучо» у Сармьенто опираются на легенды о гаучо-изгоях, рассказы о народных смельчаках и на песенный фольклор гаучо и отличаются глубиной и достоверностью.
120
Скотоводческое поместье, типичное для зоны аргентинской пампы; характерные черты уклада и быта такого поместья, неопределенные границы которого, как правило, терялись в пампе, сложились в XVII в.; патриархальные отношения между помещиком — владельцем эстансии, который управлял хозяйством через зависимых от него мелких скотоводов и батраков, сменяются новым типом социальной зависимости в годы после освобождения от власти Испании, когда старинная эстансия постепенно преобразуется в латифундию, работающую все больше на внешний рынок.
121
Именно эта фраза приводится критиком Сармьенто В. Альсиной как характерный пример преувеличения, по сути являющегося художественным приемом гиперболизации (см. Дополнения).