— Брагу? — посмотрел он на меня с ухмылкой. — И люди покупают?
— Покупают, — кивнул я.
— Погоди, — он мотнул головой. — То есть они действительно просто нарезают мутафрукты, заливают их водой, настаивают, а потом продают под видом пива?
— Точно, — кивнул я.
Он вдруг помрачнел и пристально посмотрел на меня. После чего проговорил:
— Ты ведь не синт, верно?
Я как раз делал глоток виски, а услышав это, поперхнулся. Отложил бокал, посмотрел на него и спросил:
— Почему ты так думаешь?
— Что-то в тебе есть, — пожал он плечами. — Не до конца понимаю, что именно. Но анализатор лжи при общении с тобой сбоит постоянно. Такого с другими клонами не было. Так что, ты оригинал?
— Я не знаю, — я покачал головой, подумал, а потом ответил. — Сложно сказать, если честно, но я в это верю просто. Пять Михаилов, которые я встретил до этого, были синтами.
— Как ты проверил? — задал он следующий вопрос.
— Убил их, — ответил я. — На бедренной кости у любого синта есть клеймо Института. Ты сам об этом знаешь, если у тебя такие же воспоминания, как и у меня. Нам ведь не раз приходилось искать сбежавших синтов.
— Да, — подтвердил он. — Ну и жесть мы творили.
Он выпил еще немного виски, после чего посмотрел на меня и спросил:
— Ты пришел убить меня, так?
— На самом деле да, — я кивнул. — Понимаешь… Мне говорили, что синтов было десять. Мне показывали вас всех, вы в ряд стояли. Тогда я сбежал. И мне нужно найти всех, чтобы понять, настоящий я или нет.
— А тебя ничего в этом не смущает? — спросил он. — Мы ведь говорим, думаем. Почему мы по-твоему не имеем права на жизнь?
— Потому что настоящий-то я, — спокойно ответил я. — Кому нравится, что по Америке бродят его копии? Сам-то подумай… Когда я гнался за одним из вас, меня постоянно принимали за него. Несколько раз пытались убить за то, что он сделал. Ну и как ты сам считаешь? Допустим, решу я осесть, а потом за мной припрутся охотники за головами, потому что кто-то из вас что-то натворил.
Он выдохнул, потом взял бутылку, выдернул пробку и сделал несколько глотков прямо из горла. И протянул мне. Я принял, выпил тоже. Если честно, то в этот момент я опасался, что он нападет на меня. Но почему-то поверил, что этого не будет. Не такой он человек.
Или не человек. Машина.
Да хрен его знает, кто их разберет. В Институте меня учили, что это не люди, что у них нет самосознания, что они — всего лишь инструменты, которых сотворили специально. И никто не мог объяснить, зачем они похищают людей и меняют их на синтов. Если уж совсем честно, то какие-то объяснения были, но они вообще не имели смысла.
— Я тебя понимаю, — кивнул он. — И признаю твою правоту. Но, если честно, мне не хочется умирать. Совсем. Мне… Мне нравится жить, если честно. Да. Я ощущаю вкус жизни, мне нравится еда, женщины, выпивка. Я даже курить начал, как и ты до этого. Но… Дьявольщина.
Он не хватался за оружие, он просто говорил, причем очень сбивчиво. Похоже, что внутри него что-то боролось.
— Что было с другими синтами, которых ты встречал? — спросил он.
— Первого я убил по заданию Института еще в Содружестве, — пожал я плечами. — Второго и третьего — тоже слишком рано для того, чтобы они успели кем-то стать. Одного поймали работорговцы в Фили, другого я встретил на Среднем Западе.
— Он ходил посетить могилу?
— Да, — кивнул я. — А вот дальше все пошло интереснее. Четвертый сколотил банду. Точнее взял лидерство в одной из них. Недалеко от того самого города, где вместо пива подают брагу. Пятого ты знаешь — рейнджер. Только вот он на самом деле был фрументарием Легиона Цезаря.
— Легион Цезаря? — спросил он.
— Долго рассказывать, — я мотнул головой.
— А куда нам торопиться-то? — выдохнул он. — Сегодня только один уйдет отсюда живым. Либо ты, либо я. Так что давай.
Я вкратце описал ему Легион, рассказал, кто такие фрументарии. Жаль, что у меня с собой не было письма, которое мне пытался всучить клон. Но я оставил его на трупе в надежде, что меня не станут преследовать. Так и получилось, кстати, погони не было.
— Да уж, — сказал он. — Знаешь, мне кажется, что мы — это альтернативные версии тебя. Мы все идем по разным путям, по которым в другой ситуации мог бы двинуть ты. Если бы ты был чуть жестче, или наоборот, мягче. Если бы ты наплевал на людей вокруг себя.
— Не знаю, — я покачал головой. — Мне это не так интересно.
— Так может быть, это показывает, что мы и есть люди?
— Я так не думаю, — я покачал головой. — Вы не рождались, как люди. Вы не вскормлены молоком моей матери. И все, что я пережил, вы не переживали. Эти воспоминания фальшивые. На самом деле это и дерьма не стоит.