П о л и н а. Есть. Одна.
Я к о в л е в. Врёшь! И - нарядилась? Ты... (Схватил её за плечи, она его отталкивает.)
К е м с к о й (подошёл). Послушай, Яковлев, это - невозможно. Ты сам виноват, ты стар, она - молода. Ты поселил тут... разных... Наташа тоже молода и неопытна...
Я к о в л е в. Позвольте...
К е м с к о й. Нет, подожди, я говорю, я! Я хотел семейно и тихо всё это... Это - мой дом. Я стар, мне нужен покой. Ты должен считаться с этим, а ты... Тут Наташа...
Я к о в л е в. Наташа - кто?
К е м с к о й. То есть - как это - кто?
Я к о в л е в. Она - дочь моя? Моя дочь?
К е м с к о й. И... и что же?
Я к о в л е в. А - вот это самое! Моя?
(П о л и н а стоит у окна, смотрит на них.)
К е м с к о й. Ты, кажется, выпил?
Я к о в л е в. Выпил? Да! Яду выпил!
К е м с к о й. Послушай, что же это? Ты - добрый человек, и я добрый. И вот, у нас нехорошо.
Я к о в л е в. Что - нехорошо?
К е м с к о й. Ты не можешь прилично устроить семью. И всем с тобой скучно, тяжело...
Я к о в л е в. А если я вас, барин, к чертям пошлю, к самым отдалённым, а?
К е м с к о й (выпрямился, смотрит грозно, - а беспомощен и жалок). Свинья ты, братец...
(Наташа на лестнице, Глинкин - сзади её, ступеней на пять выше, очень растерянный.)
Я к о в л е в (яростно). Свинья, а вам - братец? Как же это, а? Хэ-хэ! Как же-с?
К е м с к о й (падая на стул). Ты... я не знаю что!..
Н а т а ш а (Яковлеву). Вы не смеете так грубо говорить с моим отцом...
Я к о в л е в (отшатнулся). Что? С кем?..
Н а т а ш а. Вы знаете, что он - мой отец...
К е м с к о й (вскочил, кричит). Наташа - зачем? О, боже мой! Это я должен был сказать - я! Я ждал момента... Это надо было сказать торжественно. Я готовился ко дню твоего рождения. А не в такую минуту, когда скандал, чужие люди кругом... и - вообще. Нужно шампанское! И подарок тебе...
Я к о в л е в (презрительно). Старый дурак.
Н а т а ш а. Не смейте, вы!..
К е м с к о й. Ты слышишь, Ната? Вот что ты сделала!
(Яковлев стоит у буфета и смеётся рыдающим звуком. Полина тихо подвигается к нему. Бобова, Ефимов, Клавдия - смотрят из двери. Глинкин у лестницы, взбивает волосы: у него вид человека, готового совершить подвиг.)
Н а т а ш а (гладя голову отца). Как это грустно всё, как нехорошо...
К е м с к о й (с отчаянием). Но ты сама виновата, что нехорошо! Я так обдумал всё... так внушительно... Сказать должен был я! Тогда всё было бы иначе. Был бы праздник.
Н а т а ш а. Молчите, отец.
К е м с к о й, Я двадцать лет думал о том, как это будет.
Н а т а ш а. Вы слишком долго думали.
К е м с к о й. И вот ты, дочь моя, отняла у меня лучший день жизни! Это - ужасно! Это... совершенно непоправимо...
Н а т а ш а. Весь город знает о том, что я - ваша дочь.
Я к о в л е в (орёт). Да! Весь! И я знал! знал! Всегда! Ха-ха-ха!
(Неожиданный крик его испугал всех. Молчание, слышен шёпот.)
Б о б о в а (шепчет громко). О, господи... Жалость какая...
Н а т а ш а (ей). Ты - иди вон! И чтобы носа твоего не видела я здесь...
Б о б о в а. За что?
Я к о в л е в. Позвольте! Я здесь - кто?
Н а т а ш а. Вон!
Б о б о в а. Ладно. Иду. (Кемскому.) О векселе-то не забудьте, барин. А вы, Наталья, - уж не знаю, как вас величать по батюшке... Вы моих уточек ели, да! Это не папаша стрелял, а я покупала, на мои бедные деньги, да-с! Не из лесу утки, а - с базара. (Идёт в кухню.) Прощай, Полина Петровна! Сожрут они тебя, как уточек моих сожрали...
К е м с к о й (держа дочь за руку). Какой ужас... Ты не знаешь, как всё это больно мне. Вычеркнут лучший день моей жизни...
Н а т а ш а (поднимая его). Идёмте.
П о л и н а (дотрагиваясь до плеча Яковлева). Послушай...
Я к о в л е в (отскочив от неё). Ты! Прочь! Змея! Кто ты мне? Все прочь! Теперь - я сам...
П о л и н а (кланяясь). Прощайте, добрые, люди... хорошие люди... (Идёт.)
Я к о в л е в. Куда?
(Полина остановилась, смотрит на него.)
Я к о в л е в. К любовнику? Уйди... Ползи, змея!
(Полина идёт, остановилась у окна. Все ушли. Глинкин - в комнату Ефимовых. Полина идёт назад, тихо и как-то неумело смеётся.)
Я к о в л е в (изумлён, отступает за стол). Это - что ещё?
П о л и н а (горестно, с иронией). Спаситель мой... Ведь ты - мой спаситель, да?
Я к о в л е в (смотрит на неё опасливо, бормочет). Ну? А - что же?
П о л и н а. Ты спас меня от гибели?
Я к о в л е в. И - спас! Куда бы ты без меня? На улицу? В проститутки?
П о л и н а. Да, конечно! А ты, добрый, пожалел меня, взял к себе, всё забыл, всё простил мне и меня заставил забыть всё, любил меня, нежил...
Я к о в л е в (не понимает её, готов растрогаться). Да, я к тебе всей душой, а ты...
П о л и н а (очень спокойно). Будь ты проклят, гадина! - вот моё прощальное слово! Будь проклят! (Идёт.)
Я к о в л е в (поражённо смотрит вслед ей, задыхаясь от злобы, от испуга, подошёл к буфету, налил из графина рюмку водки, выпил, налил ещё, тоже выпил. Закрыв глаза, откручивает пуговицу пиджака. Сел. Бормочет). Мне никого не надо... Освободил меня господь от вас, дьяволы. (Морщится. Снимает с глаз слёзы пальцем, рассматривает их, отирает палец о колено.) Никого у меня нет. И не признаёт меня господь за своего человека... не признаёт! (Поднёс палец к огню лампы, рассматривает слезу на конце пальца. Вытер слезу о волосы. Встал, подошёл к окну, кричит.) Палашка! Пелагея! Полина!.. (Высунулся в окно, опрокинул горшок с цветком, напутствует его.) К чёрту! Всё - к чёрту! (Подошёл к шкафу. Пьёт водку. Идёт к себе в угол. Клавдия из своей комнаты, за нею Глинкин. Клавдия взволнована, не находит себе места.)
Г л и н к и н (озабоченно). Всё-таки я хочу объясниться.
К л а в д и я (нетерпеливо). Оставь! Наталья - не жена тебе. Заносчива, капризна, театром бредит, а театр из моды вышел. Да и какое приданое даёт за нею Кемской? Дом этот? Дом этот - дешевле гроба...
Г л и н к и н (раздумчиво). Конечно, - Дуня Попова, это - идея.
К л а в д и я. Дело - а не идея! Дуня - богатая. Глупая. (Стоит у двери в свою комнату, прислушивается.) А эти - всё о наследстве болтают, Лузгин - тёмный мужчина, хитрый... (Ломая руки, смотрит на стенные часы.)
Г л и н к и н. Я знаю, почему ты хочешь женить меня на Поповой, - за ней ухаживает Иванов, а у тебя с ним роман.
К л а в д и я (презрительно). Догадался! Роман кружить и с женатым можно. Ещё - интереснее.
Г л и н к и н (охорашиваясь перед зеркалом). Я женюсь, а Иванов рога будет наставлять мне.
К л а в д и я. Он - тебе, а ты - ему. Не всё равно, кто рога наставит, Иванов или другой...
Г л и н к и н (вздохнув). Всё-таки ты для себя стараешься...
К л а в д и я (вынув из кармана деньги, считает). Я - не монахиня. Это монахини не для себя живут, да и то... (Задумалась, закрыла глаза.) Как замечательно в кинематографе было! До слёз хорошо! Какое он сделал изумительное лицо, узнав, что жена изменяет ему! Какая страшная печаль была в его глазах! И губы - дрожат, дрожат... ах!.. (Глубоко вздохнула, стоит, заломив руки за шею, мечтательно улыбаясь.) Великий талант нужен для того, чтоб люди поняли без слов, как ты страдаешь...
Г л и н к и н (с досадой). Это - вздор... Страдать - просто...
К л а в д и я (горячо). Ну, уж нет! Бездарный артист, как бы ни страдал, а плакать не заставит. Удивительно это - кинематограф! До него настоящего искусства и не было.