Переполненная гневом, я распахнула рот, намереваясь осыпать горничную проклятиями и указать садистке её место.
— …
Однако в горле словно палка встала. Я ничего не смогла сказать, и даже ни одного звука не сорвалось с губ. Немая, как рыба.
Горечь осела на языке. Захотелось плакать.
«Почему я даже ответить никак не могу?! Как так вообще можно относится к человеку?! Я ей что, игольница?!».
Не в силах высказать ни слова, я продолжала молча смотреть на горничную взглядом, переполненным яростью и обидой, пока та продолжала вести себя так, словно ничего особенного не произошло.
И я знала, что так и было! От этого становилось лишь хуже.
— Я приготовила воду в ванной, так что первым делом проходите умыться, миледи.
Мерзкая улыбка исказила лицо девушки, когда она начала застилать постель. Её взгляд был до боли знаком.
Я неподвижно стояла, плотно сжимая губы и сдерживая слёзы боли и ярости, чувствуя горький комок в горле. Горничная нетерпеливо подтолкнула меня, и вопреки своим чувствам я послушно проследовала в ванную.
В пустой ванной стоял чан с приготовленной для купания водой. Температура в помещении была прохладной, и находящийся здесь подвох был до предельности очевиден.
Я осторожно коснулась воды кончиком пальца и тут же отдёрнула ладонь. Вода была настолько ледяной, что от малейшего прикосновения можно было обморозить руки!
Конечно, я не ожидала увидеть идеально приготовленную ванную, но это было уже слишком.
«Бесчеловечно».
Над Виенной действительно издевались всеми доступными способами, в её жизни не было ни одного доброго человека, который сделал бы её жизнь светлее. Мрачные тона рассказа делали роман тяжёлым и болезненным, но от того не менее интересным.
В историях нередко встречался троп, в котором со злодеем плохо обращались.
Но теперь это был не просто роман и не просто история — это была реальность, в которой я жила.
Наполненный жестокостью мир, в котором жила Виенна, а теперь и я сама, заставил меня вновь осознать пугающую реальность происходящего.
Я взаправду оказалась в каком-то глупом романе в качестве злодейки.
От неловкого движения тонкая юбка задралась. Мой взгляд скользнул по изувеченным бледным ногам, и на глаза вновь навернулись слёзы.
Это действительно была жестокая сцена в романе, показывающая всю чудовищность окружения бедной Виенны, но в реальности это было ещё ужаснее.
Горничная мучила девушку, раня её ноги: в фэнтези мире в стиле средневековой Европы ни одна благородная аристократка не носила бы одежду, оголяющую что-либо выше щиколоток, это было неприлично.
Кто бы мог предположить, что под длинной юбкой знатной невесты Дайрона Мерра скрываются явные следы насилия?
В груди бурлила злость. Я не сдержала презрительную усмешку.
«Действительно, как умно. Дрянь».
Я не могла перестать поражаться тому, насколько бессердечные люди существуют. Эта девушка больше не была одномерной картонкой злодея в истории: она была такой же реальной, как и я сама, каким бы абсурдным это не казалось, и так же реально причиняла кому-то боль и превращала чужую жизнь в ад, явно испытывая от этого какое-то свое, извращённое удовольствие.
— Леди. Завтрак уже готов. Как долго вы еще будете в ванной? — горничная поторопила.
Я скользнула взглядом по чужому отражению в глади воды и потянулась рукой. От прикосновения пальцев пошла рябь, а моё тело пробило дрожью.
«Действительно, даже прикоснуться толком невозможно».
Я вся окоченела, но всё равно продолжала раз за разом окунать руки в ледяную воду, желая умыться.
Такое уже давно перестало задевать. В прошлом я годами страдала от издевательств со стороны старшего сводного брата и, с его подачи, прислуги: это ничем не отличалось.
Однако я прямо сейчас хотела выйти и точно также воткнуть эту фиговину, которой дрянь меня ранила, в её ногу или ещё хоть куда-нибудь.
Может быть, ей в в глаз. Как будто она имеет право поступать так с кем-либо!
Подобные мысли немного успокаивали. Я чувствовала себя весьма на взводе, и, конечно, вовсе не собиралась втыкать девушке ничего в глаз… Но в ногу определенно.
Однако для начала всё ещё нужно было время для исследования этого мира.
Вся сложность заключалась в том, что у меня даже не было возможности хотя бы говорить по собственному желанию, и я едва ли представляла, как в подобной ситуации противостоять таким явным издевательствам.