Все мы были под впечатлением трагедии. В комнате толпились солдаты, обсуждали это происшествие.
— Мы же для них не больше чем пушечное мясо, — сказал кто-то из третьей роты, присутствовавший при форсировании канала.
— Вот именно, пушечное мясо!
— Они не соблюдают предписания, которые сами же разработали. Приказ 3/703 предусматривает, что при форсировании водной преграды сапоги надо снимать. Это самое меньшее, о чем должен был распорядиться начальник.
— Думаешь, этого было бы достаточно? Без сапог они могли бы доплыть? А ледяная вода?
— Нечего было им лезть в воду!
— Спасательных шлюпок или лодок не было, что ли?
Вопросы так и сыпались один за другим. Бонзак взял на себя роль председателя собрания:
— Что будем делать?
— Скандал, на весь мир скандалище!
Я сидел, соблюдая внешнее спокойствие, думал: «Почему бы мне не остаться с этими ребятами? Почему мне в конце недели, когда пятница идет к концу, кое-кто предлагает расправляться с красными и прочими «недовольными»? Делай для себя выводы! Если раз совершил ошибку, не вечно же за нее расплачиваться».
Вилли взял слово:
— А вот последние батальонные новости. С сегодняшнего дня у нас в казарме появился новый деятель. Это адвокат Фенкляйн, защитник Аксена.
— Что ему здесь надо? Будет вести допросы?
— Ребята, тихо! Фенкляйн — майор бундесвера, его назначили заместителем командира батальона. На время обучения офицеров запаса.
— Что-что? Он хочет защищать Аксена? Пусть только попробует! — Сандерс из третьей роты вошел в раж. — Это не защита, это укрывательство виновных!
— Парни, предлагаю поставить в известность об этом деле средства массовой информации. Замять скандал им не удастся.
— Как, Петер, поможешь нам сформулировать заявление? — спросил Вилли. — Ты хорошо владеешь пером.
— Я?
— Конечно, ты же закончил гимназию, учился в институте. Сами мы долго проваландаемся с формулировками, а тебе ничего не стоит.
Итак, мне на долю выпало выступить сочинителем листовок ОДС. Для кого? Для Вилли? Пожалуй, для него я постарался бы. Он же помог тогда мне выбраться из лап полицейских.
— Ладно. Но сделаю это только для тебя лично, — сказал я ему.
— Принято, — засмеялся он.
Два часа я пропотел над сочинением. Через два часа текст был готов. «Мясо для пушек» — гласил заголовок. Внизу, под статьей, ребята поставили подписи. Я тоже подписал статью.
Дверь камеры открывается.
— Вас вызывают на срочный телефонный разговор. Пройдите вперед.
— Кто там еще?
— Не имею ни малейшего представления. Мне приказано доставить вас к телефону.
Может быть, Анна? Конечно, это Анна. Кто еще, кроме нее, мог бы позвонить сюда?! Начальник передает мне трубку:
— Говорите побыстрей, не занимайте линию долго. У нас много срочных переговоров.
Я весь горю, как в огне.
— Анна?
— К сожалению, старик, это не Анна, — слышу голос Вилли. — Но я хотел бы переброситься с тобой парой слов. Ты не ответил на мое письмо.
— Ну и что? Я ведь не обязан отвечать всем, кто мне пишет.
— Старик, не делай глупостей. Мы поможем тебе выкарабкаться. Слушай внимательно: завтра после обеда я зайду к тебе с защитником, и мы сможем все спокойно обговорить.
— Нет, мне адвокатов не надо!
— Не будь дураком!
— По-твоему, я дурак?
— А кто же? Ты все время нам мешаешь. Мешаешь даже помочь тебе. Впрочем, я сам знаю, что делать. Будь здоров! — Вилли повесил трубку.
— Разговор у вас действительно получился короткий, — говорит начальник и приказывает: — Проводите арестованного в камеру.
В пятницу, 4 февраля, должны были начаться «учения» неонацистов группы Винтерфельда, и мы с Йоргом хотели воспользоваться случаем, чтобы удрать. Все было запланировано. Я написал письмо Анне и бросил его в почтовый ящик. Все объяснил ей в своем послании.
После окончания рабочего дня Йорг должен был заехать за мной. Мы вместе отправились бы в Эльберфельд, на вокзал, как это не раз уже бывало. Йорг и я подготовили анонимное письмо. Один экземпляр для газеты «Генеральанцайгер» и один для полиции. Я должен был передать экземпляр в газету, Йорг — в полицию. В письме было подробно описано, где и когда проводит свои «занятия» Винтерфельд. Сам Винтерфельд с пятницы занимался «военной подготовкой». Парни из других казарм, расположенных поблизости, должны были после окончания службы незаметно собраться в условленном месте. Раньше 17.00 Винтерфельд вряд ли обратил бы внимание на то, что ни меня, ни Йорга на его «военной подготовке» нет. А по нашему плану полиция к тому времени уже должна была вмешаться в делишки, проводимые винтерфельдовскими ребятами.
— На кой дьявол оповещать полицию и газеты? — спросил я у Йорга. — Смылись бы по-тихому, и баста.
Йорг засмеялся:
— Петер, ты наивный человек. Винтерфельдовские парни пострашнее полиции. Если они узнают о наших планах, нам конец — и тебе, и мне. Вот почему надо сразу поставить их под удар. Выйдет — хорошо, не выйдет — очень жаль. Как главные свидетели, мы имеем козыри в руках. Национал-социалистское движение живет! Мы его ячейка. Развалим организацию, в которую входили раньше. Наш мотив — раскаяние! А газетные сообщения используем как прикрытие против Винтерфельда и его парней. Понял? Бросив письма в почтовый ящик, мы уедем на попутных машинах в Пассау. Там у меня есть местечко, где можно переждать какое-то время, а потом отправимся в полной безопасности в Австрию.
С самого начала я относился к этой затее скептически. Не верил, что дело у нас выгорит. Все думал: не лучше ли сразу явиться в полицию. Потом я разработал свой собственный план. В письме Анне я написал, что попробую уехать в Америку, а она должна будет последовать за мной. Собственно, я планировал сначала удрать в Австрию и, если все пройдет благополучно, добраться до Вены, а уж там взять билет в Нью-Йорк.
Однако, чем ближе подходила пятница, тем больше меня охватывало беспокойство и чувство неуверенности. Перед глазами вставали газетные сообщения — «Неонацисты пытаются спастись бегством! Военнослужащие бундесвера Йорг М. и Петер К. в пятницу вечером были арестованы при попытке нелегального перехода границы между ФРГ и Австрией. На допросе оба заявили, что являются членами фронта действий вуппертальской группы солдат-националистов, которая в прошлом не раз совершала акции, вызывавшие беспокойство общественности. Йорг М. выдал полиции место, где находилось значительное количество стрелкового оружия, боеприпасов, противогазов и касок, похищенных со складов НАТО».
Не исключено, что в понедельник в газете «Генеральанцайгер» появится такое сообщение. Йорг, ничего не выйдет у нас! Меня наверняка сцапают на венском аэродроме. Нет, Йорг, я боюсь. И я думаю не так, как ты. Сорваться, бежать за границу — разве это выход из положения? Я остаюсь.
Но еще надо было пойти к Йоргу, сказать ему о моем решении.
Было четыре утра с небольшим, когда я подошел к комнате, где стояла кровать Йорга. В половине пятого он сам собирался зайти за мной. Может быть, еще спит?
— Мантлер у себя? — спросил я.
— Он в прачечной, — ответил кто-то из дежурных солдат.
«В прачечной? — подумал я. — Но ведь я же проходил мимо прачечной. Там никого не было. Почему я его не видел? Что-то тут не то: может, Йорг изменил свои планы, не предупредив меня? Хочет остаться с людьми Винтерфельда и уже сообщил им о том, что я собираюсь сделать? Или винтерфельдовские ребята сами заметили, что в нашем треугольнике — я, Йорг и они — не все обстоит, с их точки зрения, благополучно?»