Чем острее группа ощущает несправедливое к себе отношение, сегодня или в прошлом, и чем привлекательнее стоящие на кону дивиденды, тем больший приоритет групповые интересы имеют над щепетильным отношением к историческим фактам. Хочу обратить ваше внимание на очень важный и очень серьёзный момент. Здесь приходят в столкновение, с одной стороны, лояльность специалиста своей группе, а с другой — его готовность придерживаться профессиональной этики. Если, как это нередко случается, специалист ассоциирует себя прежде всего с интересами своей группы, то в такой ситуации лояльность группе может пересиливать. И для специалиста оказывается возможным нарушение принятых научных методик и установок. Как показывает окружающая действительность, любое общество живёт определённым мифом, который является концентрированным выражением доминирующего мировоззрения. Если, будучи членом данного общества, учёный его разделяет, то его научные построения могут служить укреплению такого мифа. При этом сам учёный может верить в то, что отстаивает объективную научную истину. А человек со стороны увидит в таких построениях всего лишь псевдонауку.
Примером могут служить расовые взгляды, господствовавшие в западной науке во второй половине XIX — первой половине XX в., заставлявшие разных учёных давать расовую трактовку фактам, которые могли бы получить и иное объяснение, связанное с социальными, экономическими, культурными и прочими причинами. Сегодня в российском обществе необоснованно большое значение получает этнорасовая парадигма, причём к ней всё чаще обращаются российские учёные. С чем это связано? В поздние советские десятилетия наши учёные были увлечены теорией этноса и видели в этносе универсальную организацию, характерную для всего мира. Сегодня целый ряд российских этнологов, имеющих возможность проводить исследования за пределами России, смотрят на эту концепцию всё более скептически. Ибо этнос так и не получил строгого общепризнанного определения, а существующие в разных регионах мира представления об общественной структуре оказались гораздо более многообразными, чем казалось советским этнографам-теоретикам. Выяснилось, что советские представления об этносе основывались на некоторых недоказанных, априорных суждениях. В то же время советский миф оказывает своё воздействие на умы и сегодня. Некоторые российские учёные готовы признать этнос даже биологической популяцией, что не только не имеет никаких серьёзных оснований, но привносит в нашу науку опасную расовую парадигму.
Аналогичная ситуация наблюдается с археологической культурой, аналитической категорией которой оперирует подавляющее большинство отечественных археологов, молчаливо признавая её связь с этнической общностью. Между тем это неочевидно, начиная от разногласий по поводу методики выделения археологических культур и кончая интерпретацией выделенных культур, которые вовсе не обязательно имеют этнический характер. Когда-то я пытался познакомить наших археологов с этноархеологией, которая могла бы много дать для усовершенствования методики интерпретации археологических материалов, но большинство наших археологов этими методами не заинтересовались. Зато начиная с советского времени в нашей науке неоправданно большое место получили занятия проблемами этногенеза. Сегодня очевидно, что это было вызвано не столько научной потребностью, сколько этнофедеральным устройством государства, заставлявшим чиновников на местах стремиться к наделению своих народов версией самобытной истории, уходящей в глубины тысячелетий. Этот социально-политический заказ на особые версии истории этногенеза привёл к становлению целых научных областей. Причём добросовестно разрабатывавшие такие версии учёные в большинстве своём не сознавали, что выполняют политический заказ. Сегодня, когда невооруженным глазом видно, что этногенез оказывается гораздо ближе к политике, чем к науке, немалому числу специалистов трудно расставаться с традиционными представлениями.
Между тем пренебрежительное отношение к выработке чёткого понятийного аппарата и разработке строгих методических приёмов способствует тому, что граница между наукой и псевдонаукой размывается. Ведь если мы обратимся к целому ряду наших научных понятий и методических процедур, то заметим, что они основываются на условных допущениях и априорных предположениях, которые сами нуждаются в проверке. Но именно такими понятиями и процедурами с благодарностью пользуются те, кого наши специалисты с гневом называют дилетантами, упрекая их в извращении истории.