Перед ним стояла огромная проблема, потому что Палацкий и Шафарик были учёными, внёсшими очень большой вклад в дело национального возрождения в Чехии. В частной переписке он объяснял их действия необходимостью противостоять немцам, он и сам допускал достаточно резкую критику немецкого засилья в это время. А в своей статье он самым резким образом осуждал их не только за научную, но и за этическую сторону. Критиковал, предполагая, что, возможно, они знали о подделке, но из патриотических соображений старались поддержать этот миф, столь необходимый для развития национального движения.
Считается, что работа Ламанского положила конец преклонению перед авторитетом чешских учёных, которое было у нас в то время, и подорвала веру в фальсификаты. Эта работа вышла в 1879 г., и Ламанский интересовался, как она отозвалась в Чехии. В частности, его ученик К. Я. Грот в 1882 г. был в Чехии и писал ему, что «профессор Гаттала готовит большую, кажется, защиту Краледворской рукописи, где полемизирует и с вами, но особенно с Ягичем». Дело в том, что за рубежом, особенно в Австро-Венгрии, основным серьёзным критиком стал крупнейший филолог и лингвист с мировым именем Ватрослав Ягич.
Эпоха романтизма завершалась, наступала другая эпоха, и на политическую арену в Чехии выходили новые перспективные политики, в частности Томаш Гаррик Масарик, будущий президент республики, который организовал журнал «Атенеум» и был его редактором. Он в 1880-е гг. выступил в защиту профессора Я. Гебауэра, который подвергался травле в прессе как немецкий прихвостень. Масарик пригласил в свой журнал Гебауэра, крупных историков, Ярослава Голла, нескольких лингвистов и, хотя сам не занимался вопросом подлинности, выступил против этой политической травли. Масарик был тут же обвинён в том, что подвергает сомнению рукописи, что это непатриотично и т. д. Традиционные обвинения для такой ситуации. Но на позиции Масарика сказывались его научные убеждения. Это был период, когда наука становилась более склонной к позитивизму, методологии, более серьезной и менее идеологизированной. Масарик — по другому, правда, поводу — писал: «Просто старое правило «не лги» учит нас в тысячу раз больше, чем всякая громогласная говорильня о народе и отчизне». Исходя из этих принципов, он очень решительно выступил на стороне Гебауэра и целого ряда других учёных. И надо сказать, что в Чехии это подорвало в научной среде веру в подлинность этих рукописей, хотя и не до конца, потому что профессор Гаттала продолжал доказывать обратное. Уже 70 лет, как шла эта дискуссия. Но наука развивалась. Была попытка провести химический анализ. Но он ничего не дал, потому что в то время он ещё не мог дать каких-то определённых результатов.
И, наконец, уже в 1911 г. целая группа профессоров, сотрудников Чешского музея, опубликовала во всех пражских газетах манифест, объявлявший рукописи несомненным подлогом. Это уже новая эпоха. В 1914 г. исследователем Г. Фридрихом был проведён всесторонний палеографический анализ вплоть до качества чернил. Было установлено, что в состав этих чернил входят компоненты, которые стали известны только в XVIII в. После этого говорить о том, что это подлинная рукопись XII–XIII вв., уже смысла не было. Тем не менее и до сих пор остаются некоторые поклонники этой рукописи. Я упоминал уже, что и у нас их довольно много.
Была масса причин, которые позволяли науке бурлить, не говоря уже об общественном мнении, тут редкий клубок, когда это не только научная проблема, но и общественная, идеологическая и политическая. Когда учёный придерживастся какой-то определенной идеологии, это сразу накладывает отпечаток на его научную деятельность. Например, А. С. Будилович, небезызвестный деятель националистического плана, профессор, лингвист, сразу же объявил о том, что рукопись подлинная. Единственный, кто стоял выше этого, — Ламанский. Он сам придерживался славянофильских убеждений, но это не повлияло на его чёткую позицию — поиск истины в науке, и он единственный из этого лагеря выступил с критикой подлинности рукописи.
Эта тема перекликается с ярким выступлением А. А. Зализняка по случаю получения Премии Солженицына в 2007 г., которое было посвящено именно проблеме истины в науке. Он говорил о том, что для него не было бы огорчением, если бы он узнал, что «Слово о полку Игореве» создано в XVIII в., а не в XII, потому что для него было главное — искать истину, а не придерживаться некоего патриотического взгляда. Патриотическая идея в данном случае так влияла на чешских учёных, что они, даже видя ошибки, очевидные моменты подделки, не желали смотреть на это.