Мне представляется, что Мухлинский как ревностный католик и большой патриот Польши много занимался проблемами национальных меньшинств в крае — в частности, в 1851, 1852 и 1856 гг. он по поручению правительства исполнял там функцию инспектора еврейских школ в Минской, Виленской, Ковенской губерниях. В 1860 г. он являлся членом государственной комиссии по делам караимов. Видимо, в его общественной позиции и деятельности по управлению национальными меньшинствами в крае и следует видеть причины создания этого памятника. Он не верил в успех ассимиляционной политики империи по отношению к евреям и предлагал разнообразные проекты религиозного образования. В своих трудах, посвященных татарам, он пытался выразить некий идеал отношений большинства к тому религиозному меньшинству, которое представляли собой польско-литовские татары уже в его время. Постоянно подчёркивал преданность и татарам, и Польше, утрату языка и сохранение религии, которая никогда не конфликтовала с католицизмом. Интересно, что сам «автор» «Рисале» также подчёркивает эту еврейскую тему, говоря о том, что татары, которые верно служат, беднеют, а евреи, которые никогда не были хорошими гражданами, богатеют.
Из этого следует, что трактат в том виде, в котором он был переведён и опубликован Мухлинским, — прекрасный материал, чтобы представить Польшу минувших времён образцом толерантности по сравнению с Московским государством и империей, в которой Мухлинскому приходилось жить.
О. Л. Бессмертнная: Вопрос о соотношении этих двух интересов — к татарам и к евреям. Получается ли, что трактат по сути антисемитский, то есть это некий контраст по отношению к положению еврейского населения? Как вообще соотносятся эти два интереса?
И. В. Зайцев: Ну, об антисемитизме я бы говорить не стал, потому что в тексте, кроме этой ремарки «автора», сетующего на бедность татар, ничего особенного нет.
О. Л. Бессмертнная: Я имела в виду по задачам.
И. В. Зайцев: Если предельно упростить, то в тексте мы видим прекрасный пример того, как готовое вернослужащее меньшинство мирно уживается и пытается идти на некие компромиссы. С другой стороны, еврейская ассимиляция не приносит никаких плодов.
О. Л. Бессмертнная: А как это соотносится с мусульманской политикой империи, в которой вовсе не было такой умиротворённости с точки зрения государственных чиновников?
И. В. Зайцев: Ну почему, в Польше-то она как раз была. Дело в том, что после присоединения польских земель эти татары действительно сохранили все льготы…
О. Л. Бессмертнная: Но на это сообщество не могли не влиять тенденции, которые были в центре? А там эти отношения переставали рассматриваться как мирные.
И. В. Зайцев: Поэтому автор и рисовал Польшу как некий идеал взаимоотношения меньшинства и государственной власти. Я планирую заняться ещё текстуальной критикой, потому что мне кажется перспективным сравнение текстов Печеви и этой предполагаемой подделки. Там есть слова, которые в XVI в. просто не могли существовать. А Мухлинский этого не мог знать, потому что был, конечно, профессиональным тюркологом, но далеко не все тексты XVI в. в то время были известны. Если мы сравним текст «Рисалс» с хрестоматийными памятниками XVI в., известными нам, например с «Тарих-и Сахиб Герай», созданной в 1551 г. (предполагаемая дата создания «Рисале» отстоит всего на семь лет), то увидим, что по языку там нет ничего общего. Мне кажется, это достаточно сильный аргумент.