Машук, кстати, менее всего походит на пассивный объект педагогической экспансии. Она сама воспитывает и повелевает, успешно противопоставляя размеренному рационализму взрослых энергию двенадцатилетнего фантазера, на каждом шагу открывающего вокруг себя мир, в котором кое-что есть. Хотите, она залезет на антресоли? Если залезть на антресоли и хорошенько там покопаться, можно найти громоздкий полированный ящик с треногой — фотографический аппарат, которым снимал еще брат прадеда — Николай Федорович, накрываясь черным сукном и призывая глядеть вот в эту самую дырку, откуда вылетит птичка. Наверное, именно Николай Федорович, домашний фоторепортер семейства Поярковых в верненский период и именно этим аппаратом сделал ставший таким известным снимок Миши Фрунзе, Эраста Пояркова и их товарищей перед путешествием на Тянь-Шань. Поярковы всегда занимались фотографией. Занимаются и сейчас.
Однако, пожалуй, никто из них, даже Николай Федорович, но перешагнул того рубежа, когда, глядя на фотографию, не спрашивают, кто, где, что снято, а спрашивают, кто снимал.
Линейка инженера Пояркова
Перешагнул этот рубеж разве что Володя-старший, ничуть не придавая своему успеху ни малейшего значения, скорей всего и не подумав о нем. Как и все по-настоящему талантливые люди, он был чрезвычайно щедр, даже расточителен во всем, что делал, не суетясь, не мельтеша в заботах о создании и приумножении лестного представления о своей персоне. И эти фотографии, с которыми иной человек непременно и не без оснований отправился бы на штурм редакций и выставочных комитетов, Владимир Федорович печатал наспех, по принципу — как получится, чтобы, раздав многочисленной родне для семейных альбомов, тотчас забыть о них ради главного своего дела. Да и гидротехникой, если глянуть со стороны, он занимался порой как-то несолидно, несерьезно, то часами просиживая над совершенно чистым листком бумаги, то что-то мастеря в саду, у водопроводной трубы, из всякого железного и деревянного старья. И как соразмерить, как догадаться, не будучи посвященным в его думы, что жалкая, кое-как сколоченная модель есть прообраз тех гигантских конусных водовыпусков, из которых сейчас в горах Тянь-Шаня, на Орто-Токойском водохранилище, вырываются громадные, белоснежные, бешено рвущиеся ввысь грифоны, в сплетении радуг и алмазной измороси даруя жизнь чуйским полям?
В Ташкент, в Геологический переулок, нежданно-негаданно пришло письмо от Романа Кармена.
За письмом Кармен прислал и книгу. Она называлась «Автомобиль пересекает пустыню». В ней фигурировал гидротехник Поярков, который вместе с оператором Карменом, журналистом Эль-Регистаном и профессором Цинзерлингом в августе 1933 года участвовал в автопробеге Москва — Кара-Кумы — Москва, осуществив ряд важных исследований на самом трудном и неизведанном участке трассы — от Ташауза до Красноводска. «Скупой на слова, замкнутый, — писал о гидротехнике Кармен, — он производил впечатление человека, испытавшего много невзгод и лишений, преодолевшего немало трудностей в жизни…».
Да, это был Владимир Федорович. И он не изменился с годами.
Его ничуть не тревожило, как он выглядит со стороны, и если он одевал галстук — значит, предстояло нечто из ряда вон выходящее, а именно: поездка за границу, в Афганистан, где Владимир Федорович консультировал строительство оросительной системы и водозаборного узла на реке Кабул.
Его ничуть не занимало, достойную ли оправу своим способностям он выбрал, и в личном листке, который хранится в ташкентском «Средазгипроводхлопке», сделаны всего лишь две заимей: первая — о поступлении на работу в 1929 году, вторая — «ув. 17/Х—1968 г. ввиду смерти». Ему по разным обстоятельствам не раз приходилось писать автобиографии, но все они занимали страничку с небольшим и повторяли одна другую. Проходили годы, десятки лет, но он ничего не добавлял, не дописывал и раз и навсегда появившемся варианте, считая, что фразы «принимал участие в крупных ирригационных стройках», где он «работал ив качестве проектировщика и техноруком», вполне достаточно и большого он не заслуживает.
Доктор Айболит. Так за глаза называли его при жизни, так вспоминают его в институте «Средазгипроводхлопок» и теперь, повторяя, что раньше при всякой беде бежали к нему, а теперь вроде и бежать не к кому, не бежать же к самому себе! В официальных бумагах это было выражено следующим образом:
«Вменить в качестве основной обязанности т. Пояркову В. Ф. проведение экспертизы проектов, выполняемых в институте и его филиалах. Замкнутый, отчужденный, он безмолвно день-деньской сидел над чьими то листами ватмана и синьки, неприступный в своей хмурой нелюдимости, как это могло показаться не знающему его человеку. Но вот кто-то подошел, что-то спросил, и мягкая, добрая улыбка, постоянная готовность серьезно, мудро ответить на самый неловкий, неумный вопрос враз преображали этого пожилого, медлительного человека, прознанного за глаза «доктором Айболитом».