Чистая теория вероятностей. У меня была вечность, но решающими оказались жалкие четырнадцать минут.
Тогда я ни о чем таком не думал. Я думал, как выкрутиться. Ведь если «реинкорновцы» поймут, что замочили не того, охота продолжится. Ясно одно: нельзя производить лишней суеты. И еще: я, кажется, засиделся на Комплексе. Пора домой, на старушку Землю. Тойо Шикомото взял билет на Кипр — отдохнуть от гаечных ключей и отверток — и там благополучно пропал без вести. Вместо него родился некий Круз де Сад (как вам имечко?), и вынырнул он уже в Мадриде, а не на Кипре. Само собой, у де Сада была внешность корсиканского кабальеро с долей белорусской крови — но это пустяки. Кабальеро обожал чатоваться в Сети, особенно с «Джокером». Штаб-квартира «Джокера» по странному совпадению тоже размещалась в Мадриде…
Я часто думаю о Кунджи. Мне его не хватает — мы почти стали друзьями. А еще я вспоминаю наш разговор о развлечениях. Какая у меня проблема, Кунджи? Теперь я понимаю…
Убить время.
Михаил Харитонов. Невеста
Снаружи было темно и шел дождь. Дохленький свет автобусных фар выхватывал впереди дорогу: жирное месиво из грязюки и раскрошенного асфальта, выбоины, колдобины и ямы, в которых лежала жёлтая вода, рябая от капель. Наверху дребезжал неплотно закрытый люк — "бры, бры, бры". Фиолетовые занавесочки на окнах чопорно вздрагивали. То и дело автобус опасно накренялся вправо, проседая к обочине.
Влад бочком пробрался по пустому салону и пересел на переднее сиденье — так меньше трясло. Попытался примостить между ног докторский чемоданчик с лекарствами и инструментом. Получилось нехорошо: от тряски чемоданчик елозил, норовя выскользнуть и шлёпнуться на грязный пол. Пришлось примотать его за ручку к поручню резиновым жгутом.
Он выбрал кладбищенский автобус, потому что это был единственный доступный транспорт, более-менее пригодный для перевозки тел. Вряд ли, конечно, это понадобится, да ведь заранее никогда не знаешь: в случае чего оно может пойти по-всякому. Стоило бы попробовать со "скорой". В конце концов, он мог бы повести её сам, посадив рядом кого-нибудь, знающего дорогу. Но, с другой стороны, подставлять коллег — Влад когда-то и сам работал на подстанции — не хотелось. Оставлять местный народишко без врачебной помощи — не хотелось тем более. К тому же водитель автобуса оказался единственным, кто ещё помнил проезд к старому кладбищу. И то пришлось полчаса толкаться на кругу, нудно базарить с бомбилами, потом сидеть в местной тошниловке, и, давясь засохшим бутером, слушать вторым слухом всякие разговоры… Хорошо, что нашёлся хоть этот. Жаль, что пришлось его куснуть. Можно было бы, конечно, договориться по-людски, да придурок упёрся: "не, не поеду". И поздно-де, и далеко, и место не пикничковое, да ещё ждать, да ещё ночью. Каша из денег, которую Влад насобирал у себя по карманам, показалась водиле недостаточно сытной. Пришлось проследовать за мужичком за гаражи — он там собирался отлить — и делать эксклюзивное предложение. Не обошлось, конечно, без кой-какого физического насилия: водила не хотел подставлять шею под клык и пытался сопротивляться. Ну да чего ж теперь-то.
— Аа-вто-радио! — неожиданно закричала в шофёрской кабинке магнитола и задребезжала дрянной музычкой. Похоже, водила чуток очухался после обезволивающего укуса. И, ясен пень, первым делом врубил бормотофельник.
От сорного звука в салоне стало как-то тесно.
Влад немного послушал новости, сообщение о московских пробках и песенку "яй-а, яй-а, яблоки йелла", но когда в ушах засвиристел хит Ангелины Аум "ах бананчик сладкий мой бананчик у тебя мой мальчик" — не выдержал и пошёл смотреть, что там да как.
Оказалось, вовремя. Шофёр был в том нехорошем промежуточном состоянии, когда воля всё ещё подавлена укусом, но в голове уже начинает что-то побулькивать.
— П-пидоры, — булькал мужик, на автопилоте крутя рулевое колесо. П-пидоры… Мы едем? Покойник в салоне есть? Нет? Тогда ничего, если музыка будет?
Держась за поручень, Влад наклонился над шофёром, примериваясь. Но тут автобус опять тряхнуло, да так, что он чуть не прокусил себе губу собственными клыками.
— Дорога, ёпта… Ёкарный бабай… Чего я тут сижу? Э, темно-то? Что-ли, ночь объявили, ёпта? Мы куда едем-то? — мужик приходил в себя, надо было быстро что-то делать.
— Веди себя спокойно, — пассажир положил руку на плечо водилы. Плечо было мягкое, покатое, потливое — что называется, бабье. Прикасаться к нему было неприятно даже через рубашку.