– И на чердаке нет? – спросила Зоя Платоновна.
Коля расхохотался.
– Вы меня поражаете, Зоя! – сказал он. – Я туда лазил раз сто, ни одного скелета.
«Что здесь произошло?» – думала Зоя Платоновна. Она подошла к маленькому окну. На нижней раме валялись дохлые мухи. Ветка яблони билась о стекло снаружи. И хоть окружали ее чужие для Спесивцева вещи, хоть на веранде гремел, шумел, возился медведем Коля, она все равно не могла отделаться от ощущения, что именно здесь скрывается тайна исчезновения Веры Семеновны...
Зоя Платоновна вышла в сад.
Трава пожелтела, пожухла, хотя листва с малины и низкорослой смородины еще не облетела. Участок был невелик, но зарос так, что угадать, был ли там когда-нибудь колодец, невозможно. Участок был узким, как бы сжатым между соседями. Забор, выходивший на улицу, был коротким, метров пятнадцать. Сама дача стояла в глубине участка, а там, ближе к забору, к боковой стороне участка притулился старый сарай, крыша его провалилась посредине, дверь была полуоткрыта. Если тот солдат подходил к забору, то, вернее всего, Спесивцев разговаривал с ним не от дома, а ближе, от сарая, например.
Зоя Платоновна подошла к сараю. Какие-то палки, гнилые сучья мешали ей, торчали из травы – видно, сюда редко кто заходил. Удивительно, но даже в самых маленьких пространствах, даже в квартире, всегда найдутся кусочки территории, куда не ходят. Зоя Платоновна заглянула в полуоткрытую дверь. Сарай тоже не участвовал в жизни дачи. Сюда только кидали вещи громоздкие, ненужные или те, что, казалось, когда-нибудь пригодятся.
– Зоя! – крикнул Коля с веранды. – Если хочешь туда заглянуть, интересуйся! Только в сарае угрожающая обстановка. Я все жду, когда он упадет, чтобы сжечь его спокойно.
И Коля засмеялся на весь участок хорошим, громким смехом здорового работящего человека.
– И колодца там нет! И скелетов...
Зоя Платоновна ступила в сарай. Да, здесь сам черт ногу сломит. Правда, светло – щели в стенах и крыше такие, что может пролететь самолет. Чего здесь только нет. Вон старый рукомойник с треснутой мраморной стенкой, стопкой, одно в другом ведра, кастрюли, грабли, лопаты, топор без топорища, ржавый велосипед, толстая цепь с ведром, рваные сапоги, листы фанеры, пошедшие от сырости, доски, бревно...
– Зоя! Обедать!
Коля уже расставил на столе на веранде дачную посуду, нарезал колбасу и открыл четвертинку – Зоя Платоновна поняла, что выступает в роли доброго предлога выпить рюмочку до трудов праведных.
Где же этот чертов колодец? Она была уверена, что он на участке. А если он где-нибудь у соседей?
Не может же быть, чтобы ни хозяева дачи, ни она не обратили внимания на такую крупную деталь пейзажа, как колодезный сруб...
– Ну, за знакомство, – сказал Коля. – Или, как говорил американский детектив Перри Мейсон, – за убийство! Ты по-английски читаешь?
– Я читаю по-английски, – сказала Зоя Платоновна. Что-то мучило ее. Что-то, что она увидела здесь, и это было упущено памятью, а не должно было быть упущено.
– Чего же не пьешь? – спросил Коля. – Нам с тобой надо всю бутылочку прикончить. Не оставлять же воронам?
Он с ней подружился, ему и в голову не приходило, хочет ли Зоя ответить взаимностью.
7
Следователь Миронов, в кабинете которого Зоя Платоновна завершила свое путешествие по уголовному розыску, был молод, краснощек, в глазах его застыла оскорбленность отличника при виде не имеющей решения простой задачки, тем более что, судя по всему, был он человеком удивительной аккуратности и последовательности. Он умудрялся все вокруг себя держать новым, блестящим и правильным. И лейтенантские погоны у него блестели так, что, казалось, все еще лежат на складе, а не на плечах, на столе был удивительный, фантастический порядок, при котором страшно было дотронуться, допустим, до ручки или до блокнота, сдвинуть его и этим нарушить стройную и строгую гармонию.
Трудно парню должно быть сейчас, поняла его вдруг Зоя Платоновна. Вокруг – то есть в первую очередь в их ведомстве – хаос. Вот и приводит в сверхъестественный порядок хоть то, до чего достает рука.
Разговор они начали в кабинете его начальника, так что он уже знал, кто такая Зоя Платоновна, почему пришла и что за нелепая у нее теория. Тем не менее он все записал как положено, по форме. Глядя на лейтенанта через стол, Зоя Платоновна, человек неробкий, робела, боясь нарушить дыханием организованность воздуха в кабинете и любовалась удивительной завершенностью каллиграфического почерка товарища Миронова.