— Ты с ума сошла, — проговорил он растерянно, дотрагиваясь до разбитых губ.
— Посмотри на меня.
Клеман послушно поднял взгляд.
Каська таращилась на него бесцветными глазами. Вечная ссадина на щеке опять сочилась кровью.
— Посмотри хорошенько. Ты хочешь, чтобы она стала такой?
— Ты — чудовище! — обиженно выкрикнул Клеман. — А она хочет блага для людей. Она не станет, как ты. Никогда!
— Иди уже, — скривилась Окаянница.
Клеман ожидал, что убежище последнего из Корцевичей будет где-нибудь в предместьях. Однако пролётка, свернув на центральную улицу города, остановилась у аккуратного трёхэтажного особняка.
На входе их осмотрели двое охранников. Ирену, вопреки опасениям Вацлава, пропустили с ними без лишних вопросов. Она поднималась по широкой лестнице, прижимаясь к перилам, чтобы не наступать грязными ботинками на светлую ковровую дорожку, а Клеман угрюмо плёлся следом, пришибленный великолепием «убежища». Сожжённый Каськой театр выглядел едва ли не коровником по сравнению со всей этой роскошью.
Отчего-то вспомнилось, как они всем Братством собирали гроши на выкуп Маркуса под залог. Как Ирена не спала ночами — мастерила шляпки для богатых бездельниц, а сам он — вспомнить стыдно — устроился в добровольческую дружину Жандармерии, следить за порядком на улицах. И ведь не ныли, что плохо и тяжело — мол, раз князь так же страдает, как и мы, так грех жаловаться!
В просторной и светлой комнате пахло лавандой и дорогим табаком. Невысокий полноватый человек, лет сорока, в домашнем халате, поднялся из кресла навстречу посетителям.
— Что вам, собственно, угодно? — спросил он, нахмурившись. — Не припоминаю…
— Книги, — Вацлав поклонился. — С помощью канона нам удалось подчинить мистические силы…
— А, так это вы? — на лице князя Родольфа засияла довольная улыбка. — Мило, мило, молодые люди. Хорошо вы тогда всё провернули с театром. Демоны на службе революции — это впечатляет! И каковы же ваши дальнейшие планы?
— Итак, мы решили, что эффективной будет тактика точечных ударов, — вытянувшись в струнку, рассказывал Вацлав. — Можно было бы сразу устранить Наместника. Но наша позиция должна быть недвусмысленной — ни одного имперца на государственном посту… ах, да что там, на всей святой земле Валации!
Родольф рассеянно кивал, отхлёбывая чай из тонкой фарфоровой кружки.
— Мы начнем с мелких сошек, чтобы дать наместнику шанс на отречение. Если смертей чиновников будет недостаточно — задействуем их семьи, их близких. Нам это представляется печальной, но необходимой мерой.
Насчет близких — это уже Вацек сам выдумал. Не было такого уговора. Но что теперь, препираться перед лицом светлого князя?
— А что думает наша славная гостья? — спросил Родольф.
Ирена зарделась.
— О семьях?
— Именно, малышка.
— Ну, если так нужно для Дела… то, наверное, Вацлав прав, — несмело ответила Ирена.
— И детей, что ли, убивать? — не выдержал Клеман.
— Почему нет? — Родольф сощурился. — Ты пойми, ставки слишком высоки. Дурное семя предателей надо выжигать полностью. Сжалишься, и через пару десятков лет пожнешь восстание. А оно надо нашим детям? А, милая?
— Н-нет, — пробормотала Ирена.
— Так что, Клеман, не переживай. Ты уже и так много сделал для страны. А вопрос о детях, конечно, непростой, мы его обсудим как-нибудь. Ты, Вацлав, зайди ко мне вечером. И ты, милая, тоже.
— Ну и как тебе повелитель? — осторожно спросил Клеман, когда они вышли на улицу. Ирена шла чуть поодаль.
— В смысле? — вытаращился Вацлав.
— Я его иначе представлял. Думал, он, как и мы, на какой-нибудь тайной квартире… а у него целый особняк. И слуги.
— Так он князь или кто?! Конечно, слуги. Что ж ему теперь, на тюфяке под мостом спать, если кто-то из Братства недоедает?
Прав Вацек. Это с ним, с Клемом, что-то не в порядке. Но стоило вспомнить, как Родольф смотрел на Ирену — и руки сами сжимались в кулаки.
— Как с книгами?
— Собираю, — лицо Вацлава осветила привычная добрая улыбка. — Их, оказывается, совсем мало осталось. Восемнадцать штук, правда, все по северным монастырям разбросаны. Родольф мне охрану выделил, представляешь? Чтобы, если заартачатся, то…
— Монахов бить будете?
— Ну что ты. Это ж скорее так, для подстраховки. Чтоб уж точно отдали.
— А что ты потом будешь делать с книгами? Как все соберешь?
— Раздам их достойным людям из Братства. Лишние — сожгу.
— А мне?
Вацлав странно посмотрел на друга. И расхохотался — так, что слезы на глазах выступили.