— Мне нельзя, — тихо сказала она. — Я больше не хочу крови. Даже Эрлиховой. Я видела его ад. Он не похож на мой, но там ужасно.
— Так что, не поможешь? — голос Клемана сорвался. — Оставишь нас умирать?
Она смерила его грустным взглядом. И исчезла.
— Господин, не надо! — Ирена бросилась к Наместнику. — Вы же видели, ей всё равно. Давайте просто сожжём эту мерзость. Он ведь убьет Клема!
— Тихо, — оборвал её Наместник Эльхандер, прислушиваясь к звуку неторопливых шагов. — Он идёт, Клемент. Ты готов?
Будешь к такому готов, как же…
Он поднял с пола ненавистную книгу. Прижал к себе. Тёплая кожа переплета, казалось, пульсировала от ударов невидимого сердца.
Каська здесь, рядом. Она придёт. Она защитит.
Эрлих вошел в зал. Обычный мужичонка. Чего Каська с Иреной боятся, непонятно.
— Книга где? — спросил он.
— У меня, — Клеман поднял тяжёлый том над головой. — А где твой хозяин? Побоялся?
— Не счёл нужным, — ощерился Эрлих. — Парень, не расстраивай девчонку. Давай книгу — и умрёшь сразу. А то возможны и варианты.
— Передай Вацлаву, что если ему нужно, пусть сам придёт, — выпалил Клем, прижимая книгу к себе. — А то прислал своего холуя…
Он следил за ним. Он знал, он был готов — и всё же пропустил это неуловимое движение. Лезвие меча рассекло щёку, задев мочку уха.
Она защитит!
Завизжала Ирена. По шее потекла тёплая кровь.
Эрлих с огорчением помотал головой. Клеман не выдержал. Зажмурился. И полетел на пол, отброшенный толчком в грудь.
— Кася, — мэтр Эрлих рассмеялся. — Пришла, милая моя!
Клеман открыл глаза.
Каська рубанула мечом сверху, целя в голову Эрлиха. Палач закрылся лезвием, блокировал и ударил в ответ.
С минуту они кружили по залу. А палач-то лучше дерётся, с ужасом понял Клеман. Он быстрее, проворнее. Вон как Каська отступает, едва успевая парировать. Этого Эльхандер не учёл.
Клеман метнул беспокойный взгляд в сторону, где стоял Наместник. Ушёл! Бросил нас тут, на растерзание…
Закусив губу, Клеман наблюдал за боем. Каська что, не понимает, что враг нарочно теснит ее к камину? Или — понимает?
Эрлих проводил лезвие Каськиного меча своим и обратным движением ударил Окаянницу в лицо эфесом. Вцепился свободной рукой в горло. Оторвал ее от пола — легко, будто тряпичную куклу, — и швырнул на ощетинившуюся коваными цветами каминную решетку. Катаржина захрипела от боли. Неуклюже скатилась на пол.
Эрлих ударом ноги отбросил выпавший из её руки меч. Склонился над ней, прижав горло коленом.
— Скучала по мне, милая? Вижу-вижу, не отвечай!
Каська, извиваясь всем телом, пыталась ударить его ногой.
— Ясноглазая моя! — промурлыкал Эрлих, выхватив из-за голенища кривой нож. Толстые пальцы вцепились в разметавшиеся по полу волосы Катаржины.
Не помня себя, Клеман рванулся к ним. Ирена повисла у него на руке, умоляюще шепча:
— Не надо. Пусть эти твари сами разбираются.
Окаянница дико и страшно закричала.
За стеной громыхнул выстрел. Эрлих вскинулся, выдернув нож, и повернулся на звук. Каська рванулась, сбросила душившее ее колено. Палач потерял равновесие, упав на четвереньки.
— Справа! Справа меч! — крикнул Клем.
Окровавленные пальцы нашарили рукоять.
Эрлих вскочил было на ноги, но, поскользнувшись в крови Окаянницы, рухнул навзничь.
Каська уже была рядом. Удар. Треск костей, вой Эрлиха. Еще удар — и вой превратился в предсмертный хрип.
— Гадость какая… — громко прошептала Ирена, поднеся ладонь ко рту. — Она монстр. Самый настоящий.
Из-за неприметной двери в стене вышел Эльхандер. Обвёл взглядом зал, удовлетворенно кивнул.
— А ты сомневался, юноша, — наставительно произнес он. — Добро всегда побеждает!
— Это вы стреляли?
— Конечно. Вацек ваш забыл, что любопытство кошку сгубило. Пришел за зрелищем… Клеменс!
— Да?
— Книгу монаха я уничтожил. Осталась одна. Твоя. И знаешь, мне бы не хотелось, чтобы ты унёс её домой и поставил на полочку. Много от неё непокоя. Понятно, к чему я, герцог Валатский?
— Клем, послушай его, — Ирена умоляюще заглянула ему в глаза. — Пусть всё закончится. Прошу тебя.
Мы будем жить долго и почти счастливо, понял Клеман. Когда закончатся долгие часы очных ставок, когда иссякнет ненависть во взглядах бывших соратников и презрение в глазах старой знати (одних не станет, вторые — притерпятся), — всё будет как надо. Дети, вечерние чаепития, прогулки по взморью.