— Это оскорбление! — взвился Карабас. — Вы ответите за свои слова!
— Да? Это перед кем же? Не перед тобой ли? — Меликханов зверем взглянул на Антона Степановича и отвернулся к окну, проговорив другим голосом, негромким и каким-то скучным: — Учти — ты здесь еще остался только потому, что твою деятельность хотят внимательно проверить! Чтобы ты был под рукой — на всякий случай, понятно тебе?
И тут с лицом Карабаса что-то произошло.
Если до этого он казался совершенно раздавленным, безвольным, несчастным, как побитая собака, униженно просящая хозяина о прощении, теперь его черты отвердели. Антон Степанович смотрел в спину Меликханова с такой ненавистью, что мне показалось — еще немного, и у того пиджак на спине задымится. Я не сомневалась: если бы от него зависела жизнь нового начальника, Карабас уничтожил бы его в ту же секунду.
Мне стало неловко, как будто я случайно подсмотрела непристойную сцену. Я тихонько притворила дверь и отошла от нее в сторонку.
Прошло не больше минуты, дверь распахнулась, и из кабинета вышел Меликханов. Он прошел мимо меня, не заметив, и скрылся в своем кабинете… то есть в бывшем кабинете Карабаса.
Я выждала еще пару минут, постучала в дверь переговорной и робко приоткрыла ее:
— Антон Степанович, вы меня вызывали…
Я ожидала увидеть все, что угодно.
Ожидала застать Карабаса раздавленным, рыдающим… Или красным от ярости. Может быть, даже болтающимся в петле. Но он совершенно спокойно сидел за столом и с невозмутимым видом просматривал бумаги. Услышав мой голос, он поднял глаза и деловито осведомился:
— Вы принесли материалы по «Импульсу»?
— Да, конечно… — Я положила перед ним папку.
В этот день я все же вспомнила про обеденный перерыв и отправилась в ближайшее к нашему банку бистро «Мурена». Кормили там неплохо. Однако не успела я заказать бизнес-ланч (в него на этот раз входили суп-пюре из лососины, блинчики с сыром и кофе), как к моему столу подошла Лариса Ивановна.
У меня, разумеется, сразу пропал аппетит.
Лариса — моя непосредственная начальница и дикая, просто фантастическая стерва. Не подумайте, что я голословно утверждаю, про это все знают. Человека унизить, стереть в порошок — ей что нам с вами чихнуть. И еще при этом она получает удовольствие. И вроде бы внешность у нее приятная — симпатичная женщина (сорока ей точно нет, а выглядит и того моложе), миниатюрная блондинка с точеной фигурой, а вот поди ж ты, никого эта внешность не обманывает. Стоит только поглядеть Ларисе в глаза, сразу все становится ясно. Глаза у нее очень светлые и колючие, как две льдинки.
Всем известно, что со стервами-начальницами лучше не вступать ни в какие внеслужебные отношения. И на работе спорить с ними — боже упаси! Но и в друзья нельзя набиваться. Разговаривать всегда ровным тоном, без улыбки. Если распекает — не оправдываться, а согласно кивать — мол, вы во всем правы, а я кругом виновата. Но я исправлюсь. Если похвалит — скромно потупиться — не заслужила, мол, благодарствуем за доброту вашу, век помнить будем…
Все это мне советовала мама, а уж она проработала с такой теткой много лет бок о бок. И ничего, выжила. Так что я в этом вопросе ее послушалась и не жалела никогда об этом.
Надо сказать, что Лариса Ивановна никогда никого на моей памяти не хвалила. И уж вовсе ни к чему с такой начальницей обедать вместе в бистро или после работы прохаживаться по магазинам.
Сейчас Лариса изобразила на своем лице приветливую улыбку (представьте себе улыбающуюся гиену, и вы получите приблизительное представление об этой улыбке) и поставила свой поднос. На ее подносе были те же суп и блинчики. С невыразимым злорадством я отметила, что ее блинчики подгорели.
— Ты не возражаешь? — осведомилась она, уже расставив тарелки на столе.
— Чего уж там. — Я пожала плечами.
Мои возражения все равно запоздали. Да и вряд ли она приняла бы их в расчет.
Лариса уселась, зачерпнула ложку супа и шумно втянула ее содержимое. Я отодвинула свою тарелку: есть мне окончательно расхотелось.
Черт с ними, с ее манерами. Самое главное — я пыталась понять, чего Лариса от меня хочет. Ведь явно она подсела ко мне не просто так, не с целью завести со мной сердечную дружбу.
Очень скоро моя догадка подтвердилась.
Отхлебнув еще одну ложку супа, она подняла на меня глаза и проговорила:
— Ну, и как он тебе?
— Кто? — переспросила я, совершенно искренне не понимая, кого Лариса имеет в виду.
— Ну вот, только не надо этого. — Лариса поморщилась, потерла двумя пальцами переносицу. Я знала, что у нее этот жест служит проявлением крайнего раздражения.
— Не надо делать вид, что не понимаешь… — процедила она сквозь зубы.
— Я и не делаю вид. Я действительно не понимаю.
— Уж будто! Разумеется, я говорю про Илью Артуровича… — Она взяла в руку стильную солонку из нержавеющей стали и заглянула в нее, словно проверяла — не спрятался ли там Меликханов.
— Ах, про Илью Артуровича! — протянула я, невольно оглянувшись по сторонам. — Да вроде ничего… начальник как начальник. Опытный руководитель. Грамотный профессионал. А почему вы о нем именно меня спрашиваете?
— Ну, не строй из себя гимназистку! — прошипела Лариса. — Ты у него явно в фаворе… каждый день тебя приглашает…
— Исключительно по работе!
— Естесс-но! — прошипела она, как гадюка, которой наехал на хвост велосипед. — А о чем он тебя расспрашивает? Исключительно по работе, как ты выразилась?
— О нашем подходе к крупным и мелким вкладчикам! — выпалила я, глядя на нее честными глазами. — О том, как соотносится в нашей финансовой политике количество тех и других.
— Не хочешь говорить… — вздохнула Лариса и снова принялась за суп. — Ты имей в виду — новый начальник, он, конечно, будет заигрывать с персоналом, внушать разные надежды… ты что… — Она подняла на меня пристальный, подозрительный взгляд. — Ты никак всерьез вообразила, что он назначит тебя на мое место?
Ох, как хорошо, что Лидия Петровна ввела меня в курс дела! А то бы сейчас я имела бледный вид…
— И в мыслях такого не было, — отмахнулась я, нервно складывая из салфетки бумажный кораблик.
— Он что-нибудь говорил обо мне? — не унималась Лариса. — Спрашивал тебя? Обо мне или о других сотрудниках?
— Да и речи ни о чем таком не заходило! — ответила я совершенно честно. — Вот с Антоном Степановичем они действительно здорово скандалили…
Сама не знаю, почему у меня вырвались эти слова.
Наверное, у Ларисы какой-то особенный талант, умеет она вытянуть из человека информацию. Ей бы следователем работать.
— Скандалили? — ухватилась она за мою проговорку. — А по какому поводу?
— Да не то чтобы скандалили… — Я поспешно перешла в отступление, — так, крупно поговорили… я ничего толком не слышала… что-то про «Астролябию»…
— Про «Астролябию»? — Лариса прямо подскочила на месте, глаза у нее загорелись, как тормозные огни автомобиля. — А что конкретно они говорили про «Астролябию»?
— Да говорю же вам — я ничего не слышала! И про «Астролябию» не уверена, может быть, мне послышалось…
— Значит, все-таки не хочешь говорить, — протянула Лариса, потерла переносицу и снова принялась за свой суп. — Дело твое, дорогуша, но только не забывай, что я пока еще работаю на своем прежнем месте и кое-что на этом месте решаю… от меня многое зависит…
— Нисколько в этом не сомневаюсь! — Я похлопала глазами с видом законченной идиотки и попрощалась: — Я, пожалуй, пойду… приятного аппетита!
— Спасибо… — Она выдавила из себя это слово, как остатки зубной пасты из пустого тюбика.
Я развернулась и пошла к дверям, и в это время Лариса бросила мне в спину:
— Женя!
Я обернулась.
Во-первых, Лариса никогда не обращалась ко мне по имени. Иногда — по фамилии, реже, в официальной обстановке — по имени-отчеству, а чаще всего — вообще избегая какого-либо обращения, просто «ты». Так что то, что она окликнула меня по имени, само по себе было необычно.