— Ты ещё его коня не видела, — ответил я. — Он умеет оживить лошадь имея от неё только ноги.
Хенн резко остановилась.
— Что такое? — спросил я, глядя в её озадаченное лицо. — Что?
— Джером, — сказала Хенн. — Мне это не нравится. Он идёт в ту сторону, а у меня там два чучела, и они полностью готовы.
Меня передёрнуло. Она ещё и чучелами занимается, подумал я. Не хватало, чтобы Шивер выпустил нам навстречу какого-нибудь волка с песчаным нутром.
— Не скажу, что рад. Это хищники?
— Всеядные, — буркнула Хенн. — Кабан, вот только закончила, и… второе…
Сорока затрещала впереди ещё раз, на таком же расстоянии. Значит, нам надо было идти быстрее. Если, конечно, птица ругалась на Шивера, а не на какое-нибудь зверьё.
— Ладно, — сказал я. — Будем надеяться, он твой шалаш не найдёт.
Мы ускорили шаг. Мне совсем не нравился такой поворот событий. Несколько потусторонняя природа происходящего, видно, не давала покоя и Хенн.
— Ты когда-нибудь пересекался с чем-то таким? Страшным? — спросила она, глядя вдаль по лесной дороге. Тихо тянущий ветер доносил до нас горький запах осенней листвы, дыма и сухой травы.
— Да, — ответил я, вспоминая.
…Это были дикие леса, где ясными ночами седые призрачные псы, видимые только в лунном свете, рыскали между замшелыми стволами, и я пробирался через эти места, ибо ничего другого мне тогда не оставалось.
Перед самым закатом я увидел девушку. Она лежала, согнув спину, на боку, на поваленном стволе. Худая и черноволосая, она то ли спала, то ли ей было плохо. Я шагнул к ней и окликнул.
Она начала оборачиваться, и прилипшие к стволу волосы потянулись клейкими нитями, а выпирающие позвонки стали раскладываться с влажными щелчками. Она оборотила ко мне длинную белую морду — высокая, безглазая, с шевелящимися отростками вместо ногтей, и я, ошпаренный ужасом, попятился и побежал…
— Да, — повторил я и добавил, не желая вдаваться в подробности: — Но я не знаю названия той твари.
— А я однажды повстречала Долгую Ведьму, — сказала Хенн.
— Ого, — сказал я, помолчав. — И как?
— Когда смотришь на неё, она кажется небольшой, сухонькой, но ты понимаешь, что у человека не бывает таких пропорций. А когда оборачиваешься, убегая, то она огромна.
Я присвистнул.
Мы вышли из-за поворота и увидели, что на дороге стоит кабан.
В первую секунду Хенн не испугалась, потому что по привычке увидела в нём добычу.
Потом она поняла, что это такое на самом деле.
Я рванулся влево, она вправо, выхватывая нож.
Тяжёлая туша ринулась вперёд, хруст пересохших сухожилий потонул в треске ломаемого сухостоя. Он двигался так же быстро, как живой. На мгновение я ясно увидел крутой бок, покрытый тусклой безжизненной щетиной, время словно споткнулось и тут же снова понеслось вскачь.
Хенн отскочила спиной к дубу, но забраться на него не успевала. Она присела, делая выпад ножом, кабан обогнул её по дуге и с крутым заносом обежал дерево. Я припал к земле перед прыжком вперёд.
Кабан был страшен. Застывшая в оскале огромная харя не шевелилась, и теперь казалось странным, что мы даже на мгновение могли принять его за живое существо. Он не дышал, двигая лишь ногами, и это странное зрелище, сродни механическому театру, гипнотизировало. Длинное горбатое рыло, низкий лоб, тёмная сухая пасть — это было обличье мертвеца.
Когда сражаешься с животным, то сталкиваешься с его яростью, эмоциями, понимаешь его действия. Это же была просто машина, движимая какой-то потусторонней мощью, и нам оставалось только погибнуть либо уничтожить это.
Тускло блеснули стеклянные шарики, вставленные вместо глаз. Кабан рванул к Хенн, а я — к нему, оттолкнувшись ногами изо всех сил и выдирая клинок из ножен.
Я опоздал на полсекунды. Кабан пригнул голову, нырнув под нож Хенн. Она вонзила его ему в бок, не выпуская из руки, и лезвие с треском пропороло длинную борозду в шкуре. С ужасающей стремительностью кабан скользнул позади Хенн, походя разорвав ей клыком артерию под правым коленом.
Кровь хлынула багровым фонтаном, Хенн надломилась, как скошенная трава, и, выпустив бесполезный нож, упала в листья.
Он развернулся ко мне в тот момент, когда я с силой опустил клинок, разрубая ему шею прямо за ухом.
Я выдернул меч из пустой раны прежде, чем он повернулся ко мне, и ударил изо всех сил, развалив рыло надвое.
Он прыгнул на меня, и я упал, пропуская его над собой. На меня падал песок. Я перебил ему ногу в прыжке, и, когда он приземлился, я перевернулся и глубоким выпадом подсёк ему заднюю.