Ироническая улыбка блуждала на губах де Наарбовека, а Жюв невозмутимо продолжал:
— Мы желали бы также принести вам сегодня вечером поздравления, на которые вы имеете право!
— Разумеется! — воскликнул де Наарбовек. — Вы, без сомнения, говорите о браке Вильгельмины?
Жюв покачал головой:
— Нет, барон, эти поздравления я берегу для господина де Луберсака и мадемуазель Терезы… простите, мадемуазель Вильгельмины…
Нарочно сделав эту оговорку, Жюв смотрел прямо на дипломата, но тот не моргнул глазом:
— Что же вы хотите сказать, господин Жюв?
— Я хочу сказать…
Жюв запнулся. Незаметно толкнув своего соседа локтем, — он хотел быть уверенным, что Фандор не упустит ни одного его слова, — он продолжал:
— Я хочу сказать, дорогой барон, что, как я недавно узнал, вы получили новое назначение и только что вручили ваши верительные грамоты; они будут завтра утверждены, а значит, вы с этого вечера являетесь дипломатическим представителем Гессен-Веймара? Прекрасно! Я думаю, господин посланник, вы удовлетворены этим назначением?
Де Наарбовек поклонился, улыбаясь, и ответил:
— Оно действительно дает некоторые преимущества…
Жюв перебил его:
— Ну, как же! Ведь вы, так сказать, окончательно вошли в официальную среду… а, кроме того, вы пользуетесь неприкосновенностью!
Так как он подчеркнул это слово, де Наарбовек, как бы не понимая скрытого смысла этих слов, повторил:
— Действительно, сударь, я теперь пользуюсь неприкосновенностью. — И он продолжал насмешливым тоном: — Удобное преимущество, не так ли?
— Очень удобное! — признал Жюв.
Но тут толпа вновь прибывших разлучила собеседников. Хозяин дома удалился в глубину салона, а Фандор потянул полицейского за рукав и, став в углу у окна, тихо спросил его:
— Жюв, Жюв! Что означает эта комедия?
— Увы, Фандор, это не комедия.
— Де Наарбовек — посланник?
— Да, Фандор, Гессен-Веймарского королевства. Он назначен уже восемь дней назад…
— И он неприкосновенен?
— Естественно; в соответствии с международным правом, всякий дипломатический представитель, аккредитованный при иностранной державе, является неприкосновенным… где бы он ни находился. По этой же причине в доме посольства он находится в своей стране, у себя! В этом особняке де Наарбовека на площади Инвалидов, Фандор, в самом центре Парижа, мы не во Франции, а в Гессен-Веймаре. Ты понимаешь все, что вытекает из этой ситуации… но не все еще кончено… Извини, у меня дела…
Полицейский вдруг оставил Фандора. Скользя между многочисленными черными костюмами, Жюв подошел к одному из гостей, стоявшему в одиночестве и, казалось, с любопытством смотревшему на происходящее вокруг.
Это был молодой еще человек, лет тридцати пяти, со светлыми, искусно подстриженными усами, концы которых были закручены на немецкий лад. Подойдя к нему и поклонившись, Жюв прошептал с глубоким почтением:
— Ах! Спасибо, что вы пришли, спасибо, Ваше Величество!
— Здесь, сударь, я принц Людвиг фон Кальбах, уважайте мое инкогнито и действуйте скорее, прошу вас; мое присутствие в Париже никому не известно, я хочу, чтобы так это и осталось, и, как вы знаете, надеюсь, что меня не знает мой… этот… человек…
Жюв хотел было заверить, что желание государя будет соблюдено, но кто-то тронул его за руку. Он увидел лейтенанта де Луберсака, объявившего ему с сияющим лицом:
— Ах! Господин Жюв, как я счастлив вас видеть! Но, чуть не забыл, вас только что искал господин префект!
— Прекрасно, лейтенант, — ответил инспектор полиции, — я сейчас с ним повидаюсь, но пользуюсь встречей, чтобы поздравить вас…
И полицейский пошел к префекту полиции, который стоял в стороне, на галерее над холлом. Он был озабочен.
— Жюв, вы здесь по службе?
— И да, и нет, господин префект.
Тот посмотрел на него с удивлением.
— Я объясню вам это позже, господин префект, — объяснил Жюв, — это еще одно очень запутанное дело…
К ним подходила Вильгельмина де Наарбовек. Девушка сияла красотой и счастьем. Она увидела полицейского и сказала, увлекая его в салон:
— Сударь, как хорошая хозяйка дома, я заметила, что вы не танцуете, разрешите мне представить вас нескольким прелестным девушкам?
«Черт возьми! — подумал Жюв. — Этого еще не хватало!..»
Он искусно отступил, а затем, нарушая принципы самой элементарной скромности, последовал за полковником Офферманом, беседовавшим, и довольно таинственно, с бароном де Наарбовеком.
— Работа Второго бюро… — говорил офицер.
Жюв больше не слушал. Перед ним был префект, он теребил свою бороду, что было знаком некоторой нервозности; он снова отвел полицейского в сторонку и спросил без всякого предисловия: