— Слава Богу! — воскликнула Лиза.
Дженни взяла сестру под руку, они отошли с мостовой на тротуар и встали перед полицейским участком.
Две бело-зеленые патрульные машины медленно проехали по пустынной улице и остановились под углом к тротуару прямо напротив деревянной скамьи. Их двигатели смолкли одновременно, и над всем Сноуфилдом снова повисла ночная тишина, так похожая на кладбищенское молчание.
Из первой машины вышел довольно красивый негр в форме помощника шерифа. Дверцу он оставил открытой. Он посмотрел на Дженни и Лизу, но ничего не сказал им: его внимание сразу же привлекла сверхъестественно тихая улица, на которой не было видно ни одного человека.
С другой стороны этой же машины, с переднего сиденья, выбрался еще один полицейский. Его песочного цвета волосы были растрепаны, глаза из-под тяжелых век смотрели так, что казалось, он вот-вот уснет. Он был не в форме — серые широкие брюки, бледно-голубая рубашка, темно-синий нейлоновый пиджак, — но к пиджаку был приколот полицейский знак.
Из подъехавших машин вышли еще четверо. Все долго стояли молча, не говоря ни слова, скользя взглядом по притихшей улице, домам и магазинам.
И пока ничто не нарушало это странное, затянувшееся молчание, у Дженни возникло леденящее душу предчувствие, к которому она отказывалась прислушаться. Она была уверена — она чувствовала, нет, знала наверняка, — что не все из них выберутся отсюда живыми.
11
Рекогносцировка
Брайс опустился на одно колено рядом с телом Пола Хендерсона.
Остальные семеро — его подчиненные, доктор Пэйдж и Лиза — сгрудились перед деревянной загородкой, в посетительской части полицейского участка Сноуфилда. Перед лицом Смерти все молчали.
Пол Хендерсон был при жизни хорошим и добропорядочным человеком, и смерть его казалась всем бессмысленной и ужасной.
— Доктор Пэйдж? — позвал Брайс.
Она присела на корточки по другую сторону трупа:
— Да?
— Вы не переворачивали тело?
— Як нему даже не прикасалась, шериф.
— Крови не было?
— Все было так, как вы видите. Никакой крови.
— Рана может быть на спине, — сказал Брайс.
— Даже если она там, на полу все равно должна быть кровь.
— Наверное. — Он посмотрел прямо в ее удивительные глаза — зеленые с золотыми крапинками. — При других обстоятельствах я бы не стал трогать тело до приезда коронера. Но это особый случай. Надо его перевернуть.
— Не знаю, вполне ли безопасно дотрагиваться до него.
— Кому-то же придется это сделать, — ответил Брайс.
Доктор Пэйдж поднялась, и все отступили на пару шагов назад.
Брайс приложил руку к багрово-черному, искаженному лицу Хендерсона.
— Кожа еще немного теплая, — удивленно произнес он.
— Мне кажется, они все умерли очень недавно, — сказала доктор Пэйдж.
— Но тело не может обесцветиться и вздуться всего за какие-то два часа, — проговорил Тал Уитмен.
— И тем не менее с этими телами именно так и произошло, — ответила доктор.
Брайс перевернул труп спиной вверх. Никакой раны.
Полагая, что на черепе может быть повреждение, Брайс запустил пальцы в густые волосы покойного и ощупал кости головы. Если его кто-то ударил по голове сзади... Но нет, эта версия тоже не годилась. Череп был совершенно цел.
Брайс поднялся на ноги.
— Доктор, эти две отрезанные головы, о которых вы говорили... Может быть, пойдем посмотрим на них?
— А не мог бы кто-нибудь из ваших людей остаться здесь с моей сестрой?
— Я понимаю ваши чувства, — ответил Брайс. — Но, по-моему, мне лучше не разбивать своих людей. Возможно, числом здесь не возьмешь, а, с другой стороны, всем вместе как-то безопаснее.
— Ничего, я пойду, — заверила сестру Лиза. — Я бы все равно здесь не осталась.
Смелая девочка. Она и ее старшая сестра с самого начала заинтересовали Брайса Хэммонда. Обе были бледны, в их глазах еще читались пережитые ими потрясение, страх и ужас, но обе держались намного лучше, чем абсолютное большинство людей на их месте — в условиях столь странных, неожиданных, кошмарных.
Они вышли из полицейского участка, и сестры повели всю группу к булочной.
Брайсу почти не верилось, что всего несколько часов назад Сноуфилд был еще обычным, занятым своими повседневными делами городком. Сейчас он напоминал какой-нибудь давно уже мертвый, выжженный временем и иссушенный ветрами древний город, затерянный где-то в пустыне на самом краю света, куда уже и ветер-то стал забывать дорогу. Казалось, что окутавшая все тишина висит здесь уже бессчетное число лет, десятилетий, веков, что прошла невообразимая череда эпох, не слышавших здесь ничего, кроме этой тишины.