Ка-Нефер загадочно улыбалась. Она как бы говорила: «Ну, что ты скажешь, господин? Не обманулся ли ты? Прав ли был Шери, так щедро рассыпавший похвалы по моему адресу?» Она умела так передать свои мысли, не произнося при этом ни слова, что Нефтеруф покраснел. Он попросил пива и залпом осушил чару: это придало ему чуточку дерзости.
Ахтой объяснил гостю, что лепит бюст, который может принести славу любому ваятелю.
– Ты не слишком скромен, – сказал, улыбаясь, Нефтеруф, отхлебывая пиво, какого он давно не пивал.
– Я говорю правду. Ее же я придерживаюсь и тогда, когда передо мною глина или же камень. Я их тоже заставляю говорить правду.
– Это каким же образом, Ахтой?
Ваятель поднял брови – черные и тонкие. Он сказал:
– Я пытаюсь лепить натуру такой, какая она есть. Соответствие природе делает изваяние правдивым. Оно при этом говорит правду. Будто человеческим голосом.
– Все это для меня вроде чародейства, – сказал он. – Я никогда не задумывался над этим. Весьма возможно, что камни говорят на нашем языке. Теперь я буду прислушиваться к их голосам.
– Их надо слушать сердцем, – пояснил молодой ваятель.
– Я это умею.
– Не сомневаюсь, господин.
– Увижу ли я твою работу?
– Если пожелаешь.
– Желаю, и даже очень!
Ка-Нефер обратилась к Нефтеруфу:
– Попроси его показать царицу…
– О нет! – Ваятель замахал руками. – Пока еще рано!
Нефтеруф поставил полупустую чарку на столик.
– Царицу? – удивился он. – Разве ты собираешься делать ее образ?
– Собираюсь ли? Я уже заканчиваю его!
Нефтеруф развел руками. И сказал:
– Я слышал много лестных слов о тебе. Но я никогда не думал, что сама царица сидит перед тобой.
– Царица?! – воскликнула Ка-Нефер. – А ну скажи, Ахтой, в каком виде она бывает в твоей мастерской.
Ахтой смущенно заулыбался.
– Скажи, скажи, Ахтой, – просила его жена.
– Ахтой, можно подумать, что она позирует в неприличном виде?
– Что ты, Нефтеруф! Это слово не пристало к ней!
Ка-Нефер прошептала, хитровато подмигнув:
– Он влюблен в нее…
– Замолчи, Ка-Нефер!
– Правда, он влюблен…
«…Однако этот Шери знал, куда посылает меня. Попасть в такое славное общество – чего еще надо! От них – прямой путь к царице! Нет, Амон-Ра не оставляет меня своей милостью!»
Придя к такому заключению, Нефтеруф обратился к Ка-Нефер:
– Любезная хозяйка, я понимаю щедрость твоего сердца, когда с такой легкостью говоришь о любви своего мужа к другой женщине, пусть даже царице. Это еще раз свидетельствует о силе твоей власти – воистину безграничной – над человеком, который тебе, несомненно, предан.
– Ты прав, – поддержал его Ахтой. – Ка-Нефер смеется, шутит, – значит, она уверена в себе. Но могу сказать по секрету: в царицу нельзя не влюбиться.
Ка-Нефер принесла свежих пирожных, усыпанных орехом. Новый кувшин пива, с точки зрения Нефтеруфа, еще больше облагородил трапезу.
– Разве царица так красива? – поинтересовался он.
– Как тебе сказать?..
– Обворожительная женщина, – подтвердила Ка-Нефер.
– Я бы выразился не так определенно. – Ахтой подыскивал подходящие слова. – В ней много притягательного. Ее бюст все еще хорош для тридцати лет…
– Тридцати двух, – поправила его Ка-Нефер.
– Тридцати, – повторил муж.
– Почему же, Ахтой? Она почти ровня его величеству.
– Нет, моложе…
Нефтеруф расщедрился.
– Ладно, – сказал он, – подарим два года матери-царице. Достопочтенной Тии, надеюсь, безразлично – два года больше или меньше!
– Не скажи, как всякая женщина, она не желает сдаваться. Она ревнует дочь к ее платьям и старается перещеголять ее. Можешь мне верить…
Нефтеруф чувствовал себя прекрасно. Ему казалось, что знает молодых людей вот уж много лет. С ними было просто, приятно. Несмотря на свои годы, и жена и муж принимали гостя с достоинством многоопытных людей…
– А все-таки в каком она виде предстоит перед Ахтоем? – спросил Нефтеруф хозяйку.
– Совершенно нагой.
– Нагой?! – поразился Нефтеруф. – Неужели нагой?!
Ахтой молча кивнул.
Нефтеруф развел руками и высказался иронически в том смысле, что в новой столице, должно быть, новые понятия о ваянии. О новых понятиях в области иноземной политики он вполне информирован. Сейчас модно отступать; и в Ретену отступать, и в Северной Джахи оставлять позиции, и в Палестине пятиться задом. В Эфиопии тоже доблестные войска Кеми кажут свои спины. Разумеется, не потому, что трусливы, но потому, что фараону, видите ли, недосуг затевать войны. Но это все – между прочим. Речь не о том… Рэчве не удивительно, что царица великого Кеми сидит нагая перед простыми смертными?..
– Не простыми, – прервал его Ахтой. – Почему же-простыми?
– А как прикажешь вас называть? Неужели же богами?
Ахтой покраснел: это с ним бывало только перед приступом гнева или в мгновения острого недовольства. К счастью, вмешалась Ка-Нефер.
– Я все объясню, – сказала она, одаряя обоих мужчин попеременно своими улыбками, чудесными как заря. – Для того чтобы понять царицу, надо поближе стать к его величеству – жизнь, здоровье, сила! – и к его великому дому… И в то же время, – она обратилась к мужу, – надо понять и тех, кто приехал сюда издалека, и притом впервые. Не каждый уразумеет все тонкости очаровательного Ахетатона. – Она уже улыбалась Нефтеруфу: – Не правда ли, столица очаровательна?
Ответ был подсказан самой госпожой дома. Ей нужен был ответ лояльный, ответ комплиментарный. И никакой иной! Другое дело – зачем? Об этом пока что можно только догадываться…
Нефтеруф налил себе пива.
– Этот ваш напиток хорош, – сказал он. – Хотя попробовал его только что. Я говорю: прекрасен Ахетатон, хотя я видел его одним глазом, и то ночью, и то впопыхах, торопясь в ваш счастливый дом.
Ответ понравился Ахтою. А еще больше егосупруге.
«…Вот истинно догадливый и тонко воспитанный человек. Если Нефтеруф проявит столь же изощренную тонкость во всех делах – ему жизнь в столице улыбнется, а улыбка эта чего-нибудь да стоит. Этот воспитанный лев, несомненно, встретит понимание в первую очередь среди женской части столицы. А это совсем, совсем немало…»