Увидишь ли ты Маленького Цезаря в нынешнем году? Может быть, мне привезти его к тебе, как только закончится карантин? У нас принято в течение шести месяцев держать царственных детей в карантине. Хотя астрологи и заверяют, что мой ребенок не подвержен болезням, рисковать не следует.
Помнишь, я тебе призналась, как однажды в детстве убежала на рынок в надежде подслушать, как торговцы будут сплетничать о могущественном Юлии Цезаре и его подвигах в Риме? В то время я даже не мечтала — а может, и мечтала! — что буду слушать рассказы о Цезаре из первых рук, что он будет нашептывать их мне на ушко вечерами, чтобы позабавить меня. Пожалуйста, не лишай меня удовольствия узнавать от тебя о твоих путешествиях и трудах. Мне так хочется, чтобы ты был здесь, чтобы твоя мудрость омывала неопытность молодости, еще сохранившуюся после бурных лет моего царствования, чтобы ты делился со мной своими проницательными замечаниями о политических интригах и человеческой природе. Мне также хочется подразнить тебя. Пока я не увижу тебя снова, твои слова будут для меня словно нежные прикосновения твоих пальцев к моему лицу, а потому не скупись на слова, мой Цезарь. Я буду подхватывать каждое.
Ну а пока что все мои мысли отданы заботам о здоровье, безопасности и взращивании твоего сына.
Твоя Клеопатра.От Гая Юлия Цезаря, из Рима, Клеопатре VII, царице Египта. (Отправлено со специальным гонцом.)
Моя дорогая Клеопатра!
Цезарь заверяет тебя: новость о рождении сына является сейчас для него единственным источником радости. Хотя он вернулся в Рим с триумфом, недавние события омрачили его многочисленные победы.
На улицах Рима происходят убийства, и убивают друг друга не враги Цезаря, а его друзья. Цезарь поручил Антонию оказывать покровительство Цицерону; он же поступил наоборот и на одиннадцать месяцев сослал старика в Брундизий. Они презирают друг друга, и я ничего не в состоянии с этим поделать.
Много лет назад, во время беспорядков, связанных с заговором Катилины, Цицерон казнил отчима Антония. Я советовал ему не делать этого, но он не обратил внимания на мои предостережения, и Антоний, человек эмоциональный и преданный своей семье, никогда не простит ему этого. Кроме того, они прямо противоположны друг другу по темпераменту, словно лед и пламень. Цицерон, с которым я стараюсь сохранить дружбу, невзирая на то, что он не хранит верности ни мне, ни моему делу, никогда не простит Антонию мелкой нескромности, связанной с некой Волумнией Китерией, актрисой, с которой Антоний общался.
Много лет назад, когда несчастный Помпей еще был жив, а Цицерон колебался между нами двумя, Антоний проехал мимо его дома в открытом экипаже, в котором сидела означенная Волумния, и Цицерон, отличающийся изрядным ханжеством, отнесся к этому инциденту так, словно Антоний совершил преступление против самой Республики. Масла в огонь подбавило еще и то, что при этом присутствовала мать Антония, Юлия. Цицерон заявил, что лишь полный моральный банкрот мог нанести благочестивой римской матроне подобное оскорбление, — хотя я и уверял его, что и сам, подобно Антонию, наслаждаюсь обществом людей, связанных с театром, невзирая на их драматический темперамент.
Цицерон же тогда как раз недавно развелся со своей женой, сварливой Теренцией, и взял другую супругу, совсем юную девушку. Ходили также слухи, будто он втайне нашептывает слова любви своему секретарю, образованному греку-рабу Тирону. Однако же он не прощал страстности другим. Возможно, его оскорбляла напористость, яростность и молодая сила Антония.
Такова истинная подоплека их вражды. Я был вынужден остановиться в Брундизии и лично умасливать уязвленное тщеславие Цицерона. А тем временем, в мое отсутствие, Антоний повел персональную войну против молодого Долабеллы за то, что тот соблазнил его жену, Антонию, с которой он теперь разводится. Я не сомневаюсь в достоверности обвинения, но истинная причина развода заключается в том, что освободившийся от брачных уз Антоний теперь может жениться на Фульвии, вдове нашего общего покойного друга Клодия, с которой он спал на протяжении многих лет.
Фульвия — женщина захватывающая, а ее политические амбиции сложнее и причудливее ее прически. Одним богам ведомо, сколько мужей она уже похоронила и еще похоронит, прежде чем Аид призовет ее саму. Ее последний муж, Курион, был убит в Северной Африке сыном Помпея. Но она приручит Антония, и это к лучшему; Антоний проявил здравый смысл, избрав себе такого надсмотрщика в вопросах дисциплины. Первым приказом ее царствования было: «Прогони Волумнию Китерию». И он послушался, словно баран.