Выбрать главу

Бобл. Вы только представьте себе, милочка, как будет лестно вам слышать, что вашего любовника величают светлостью.

Супруга. Светлостью! А это красиво! Светлость! Да, но вы будете видеться со мной всего раз в полгода.

Бобл. Я буду видеть вас каждый день, каждую минуту: вы так мне нравитесь, что ничто, кроме брака, не отвратило бы меня от вас.

Супруга. Царица небесная, я забыла, что так надлежит по моде!

Бобл. Но зачем мы теряем время? Поспешим найти место, где я сумею устроить вас, как приличествует знатной даме.

Супруга. Я сейчас лишусь рассудка! Милорд, я готова следовать за вашей светлостью, куда ваша светлость пожелает. (В сторону.) Светлость! Знатная дама! Еще минутка — и я стану светской дамой!

Бобл утаскивает Люси за сцену.

Входит миссис Миднайт.

Миссис Миднайт. Что мне делать?! Я погибла навсегда! Милорд уволок девчонку. Мистер Зоробэбл никогда мне этого не простит! Я потеряю его и всех его друзей, а ведь они единственная опора моему дому. Эта вздорная шлюшонка предпочла беспутного лорда непьющему иудею! Молодые женщины не умеют продать себя подороже, к ним это приходит с возрастом, когда никто уже не даст за них ломаного гроша! Входит Томас.

Томас. Мое вам почтение, сударыня. А позвольте вас спросить, сударыня, как вы находите мой костюм?

Миссис Миднайт. Ваш портной прыткий малый, сударь!

Томас. Это точно, сударыня. Я бы не сумел так быстро прифрантиться, не повстречай я старого знакомого — портного Тома Кургузера с Монмут-стрит, он и обрядил меня в момент. А где моя женушка?

Миссис Миднайт (в сторону). Что я ему скажу? (Томасу.) Похоже, она пошла поглядеть город.

Томас. Как, ушла? Без меня? Кто же с ней пошел?

Миссис Миднайт. Право, сударь, не знаю. Заходил один джентльмен, весь в кружевах, — наверно, ее знакомый. Возможно, с ним и ушла.

Томас. Джентльмен в кружевах? Я погиб, разорен, опозорен! Какой-то негодяй соблазнил мою супругу. Отчего вы пустили ее из дому до моего возвращения, черт возьми?!

Миссис Миднайт. Эта дама — моя жиличка, я не имею над ней власти.

Томас. Да кто же такой за ней приходил? Нет у нее в столице никаких знакомых, я точно знаю! Это, верно, кто-нибудь, кто захаживает к вам.

Миссис Миднайт. Клянусь спасением своей души, я никогда его раньше не видела! Не знаю даже, как он в дом-то проник! В этом непотребном городе за каждым углом силок для пташки. Прямо слезу прошибает, как подумаю, какие злодеи разгуливают по свету, желая одного: обмануть бедных, невинных голубок!

Томас. Проклятие! И такое на второй месяц после свадьбы!

Миссис Миднайт. Вот это и впрямь жалость! Будь вы женаты подольше — ну, скажем, с полгодика, — тогда вам была бы от этого выгода. Однако послушайтесь моего совета: поимейте терпение! Кто бы ни был этот джентльмен, он, без сомнения, ее скоро вернет.

Томас. Вернет? О, да! Запятнанную, опозоренную, обесчещенную! А кто вернет мне мою честь?! Нет, черт возьми, я буду искать ее по всему городу, по всему свету! Да никак сюда явился мой тесть!

Входит Гудвилл.

Гудвилл. Я повстречал на постоялом дворе твоего человека, Джона, и он проводил меня сюда. А где же моя дочь — твоя благоверная?

Томас. Потеряна! Украдена! Все, все погибло: я конченый человек!

Гудвилл. Господи, твоя воля! Да что случилось?

Томас. Что случилось? Всему виной эта подлая столица. Вышел я, значит, в город — платьем обзавестись, чтобы мне иметь джентльменский вид, а тем делом ваша дочка позаботилась о том, чтобы мне ходить в джентльменах до конца дней. Потому как я точно знаю, что с таким украшением на лбу мне нельзя показаться среди друзей-лакеев.

Гудвилл. Нешто сбежала?

Миссис Миднайт. Боюсь, так оно и есть!

Гудвилл. Чего же ты стоишь тут, рассуждаешь?!

Томас. А что мне делать?

Гудвилл. Беги, сейчас же давай объявление в газету. И еще, непременно, к мировому судье.

Миссис Миднайт. Последнее — оно дело стоящее. А вот первое — пустая трата денег! Газеты нынче полны объявлений о беглых женах, люди и читать перестали!

Томас. Экий я дурак, что привез жену в столицу!

Гудвилл. А я глупец, что позволил тебе это сделать!

Томас. Стань я опять холостяком, никогда б не доверил свою честь женщине, ни за какое приданое на свете!