Юлий пожал плечами:
– Не особо. Что волноваться-то?
– Да так. Просто вы какой-то бледный.
– Не выспался, – буркнул Юлий.
Отчасти это было правдой, но только отчасти. Следователь вызвал его повесткой, присовокупив к бумаге вооруженного человека, неразговорчивого и несклонного улыбаться. Юлий вошел в уже знакомый кабинет и сказал:
– Прибыл, как приказано.
– Что-нибудь новое узнали? – осведомился вместо приветствия Иван Васильевич.
– Так, по мелочи… Хотел к нему в банду пристроиться. К Пантелееву.
– Не взял? – проницательно спросил Иван Васильевич.
Юлий покачал головой.
– Ваши соображения – почему?
– Он странный, – вырвалось у Юлия. – Я таких еще не видел. Он как будто… Как будто у него своя судьба.
– Выражайтесь точнее, Служка, – строго молвил Иван Васильевич. – Поскольку своя судьба – абсолютно у каждого человека, даже у полового в распивочной, хотя вы об этом, конечно, не задумывались.
– У него совсем особенная, – сказал Юлий. – Он сразу видит, подходит ему человек или не подходит.
– И вы не подошли, – заключил Иван Васильевич, разглядывая Юлия с неожиданным интересом. – Есть соображения почему?
Юлий пожал плечами весьма уныло:
– Нет.
– Может быть, вы слишком хороши?
– Нет…
– Или настолько готовы встать на стезю добродетели, что это прямо-таки бьет по глазам?
Юлий молчал.
Следователь встал.
– Ладно, Служка, едемте сейчас на Петроградскую. Мне сообщили по телефону о новом налете этого вашего Пантелеева… Посмотрим вместе. Возможно, что-нибудь и поймем.
На Петроградской было тихо. Серый дом с фасадом из дикого камня с северной надменностью взирал на людей, приехавших на моторе. Дом казался крепостью, но в действительности крепостью не являлся.
Иван Васильевич в сопровождении Дзюбы, еще двоих сотрудников и недоумевающего Юлия поднялся на второй этаж. Дверь в квартиру стояла незапертой. Когда они вошли, то сразу услышали сдавленные рыдания Фаины. Доктор Левин быстрым шагом выступил навстречу посетителям из кабинета. Он был бледен и взъерошен, с немного распухшими губами, но в целом держался молодцом.
Иван Васильевич сказал:
– Здравствуйте. Где бы нам удобнее поговорить?
Левин показал на свой кабинет и промолвил:
– Спасибо, что скоро приехали.
Иван Васильевич не ответил.
Юлий не знал, куда ему примкнуть: то ли идти вместе со следователем и принимать участие в беседе с пострадавшим, то ли отправляться с Дзюбой осматривать разгромленную квартиру в поисках каких-либо следов, возможно оставленных преступниками.
Иван Васильевич вспомнил о Юлии в последний момент.
– Служка, поступаете в распоряжение Дзюбы.
Дзюба сразу же отправил Юлия на кухню за холодной водой.
– Надо хозяйку успокоить, – озабоченно проговорил Дзюба, снимая фуражку и морща бритый череп. – Потом с ее помощью осмотримся и определим, что украли. Нужно список составить.
Он похлопал себя по нагрудному карману, где у него имелся сложенный вчетверо листок бумаги.
Юлий принес воды в стакане. Фаина, совершенно распухшая от плача, жадно выпила воду, закашлялась, потом завздыхала и попросила влажных салфеток – протереть лицо. Юлий опять сходил на кухню, намочил там полотенце и подал Фаине.
Все это время Дзюба терпеливо смотрел в окно. Его обтянутая гимнастеркой спина не шевелилась, как будто была отлита из металла.
Фаина промокнула лицо, поморщилась.
– Вонючее какое-то полотенце… Мне теперь все, наверное, будет казаться вонючим…
Юлий понюхал полотенце.
– Да нет, – сказал он успокоительно, – оно и впрямь не очень чистое. Наверное, тарелки им вытирали плохо вымытые.
Фаина только вздохнула и неожиданно улыбнулась. Это была увядшая женщина, но вместе с тем симпатичная. С такой хорошо чай пить, особенно если забот никаких нет.
– Вы очень молоды, – сказала она Юлию. – И вон тот товарищ, – она кивнула на Дзюбу, – тоже. Время такое. Все вдруг стали молодыми. Прежде везде были старики, на всех должностях. А теперь стариков отменили. Наверное, так было надо.
– Разве это плохо? – спросил Юлий.
Фаина пожала плечами:
– Мне нравились старики…
Дзюба повернулся от окна.
– Вы готовы, гражданка Левина?
– К чему?
– Нужно осмотреться и определить, что украли.
– У меня забрали все драгоценности, – сказала Фаина. – Мой Левин говорит, там миллиардов на двести…
– Можете описать?
– Да…
– Я дам листок бумаги, – сообщил Дзюба, поднося руку к нагрудному карману, – а вы сами напишете.
Фаина взглянула на нечистый, мятый листок, на огрызок карандаша, которые протягивал ей сотрудник, и мягко улыбнулась.