Может, в основе всех этих явных или мнимых дилемм как раз и лежат фундаментальные различия между наукой, искусством и религией? Для науки важны лишь объективные, измеряемые (и проверяемые) факты и критерии; для насквозь субъективного искусства «нравится ― не нравится», ― необходимый и достаточный критерий; для религии лишь «верю ― не верю» имеет значение.
Вот и получается, что одна и та же живая или убитая птица означает совсем разное для биолога, для художника или поэта и, наконец, для теолога или просто верующего. С птицей менее наглядно, а вот если самого человека взять, то сразу выпирает разница подходов за счет дуализма нашей собственной природы, в которой биологическое с социальным перемешано ― «полузвери–полубоги» (как сказано! Ай да Заболоцкий!).
Но суть все же ясна даже с жаворонком: пока этот самый кормящийся на склоне жаворонок воспринимается лишь как факт и как отражение других фактов, к нему одно отношение Если взглянуть на него как на одну из брызг, которые бытие (Бог) разбрасывает, накатывая волну жизни на утес времени ― совсем другое. Художественное отражение гармонии его облика и образа ― это уже опять другое, третье.
Вроде все понятно: в реальной жизни эти три пути познания перекручены в одну–единую веревку, по которой карабкаются разум, душа и сердце в одной связке; отсюда и смешение разнородных материй в обыденном восприятии и сознании. Поэтому для ученого и оказывается критическим требованием любой ценой избежать смешения трех этих стихий, не спутать пресловутую науку с многострадальной религией или с возвышенным искусством… Потому что только при этом условии все остается в системе сложившихся координат, не выплескивается пусть из раскачиваемой, но все же худо–бедно работающей (пока) чаши существующей парадигмы. И если новая, лучшая, чаша еще не готова, то выливать содержимое из уже имеющегося сосуда никак нельзя, каюк: разольем, и все; ничего не останется, будем просто сидеть в луже и чесать затылок; чисто ельцинский подход…
Но ведь без смены парадигмы телега мировой цивилизации вперед не катится… Так, может, грядущая парадигма именно в новом качестве отражения материальных феноменов? А если, допустим, извечная дилемма «физики ― лирики» вовсе и не дилемма? Вдруг эти «физики» и «лирики» отнюдь не антитезы, а неизбежно необходимые друг для друга стороны одной медали, которые порознь и существовать‑то не могут? Не в смысле того, как рядовая наивная душа воспринимает закат или извержение вулкана, а в смысле глобально–гносеологическом? Вот будет прикол, если так и окажется… Но пока нам слабо. Пока отдельно с наукой, отдельно с религией и отдельно с искусством разобраться не можем…
Фу–у… Старо это как мир, и все равно ― геморрой…
Ну, а если не умничать особо и сконцентрироваться на собственном антропогенном участии в жизни этого злополучного жаворонка, то многое упрощается. Это про то, что пусть даже упомянутая птица уже завтра погибнет от хищ–ника, это есть ее экологическое предназначение, ее доля в общем вкладе, ее судьба, если хочешь. Но не мое произвольное вторжение постороннего прохожего, вершителя судеб, царя природы и ушлого мичуринца… То же самое с жизнью паука или жука под ногами: можно наступить и прервать эту нить, а можно не наступить и оставить нити продолжение…
Сю–сю–сю, разлюли–малина… Любого музейного работника затошнит от подобных рассуждений, поверь мне. Назовут все это сентиментальными соплями. Зарудный, например, птиц долбил тысячами. И создал тем самым неоценимые коллекционные фонды. Но это ― не мое.
Кстати, и Зарудному было далеко до некоторых современных «коллекционеров», экспедиции которых, составленные гарными хлопчиками из дружественных славянских республик, коллектируют буквально все живое, попадающееся на глаза. И если Зарудный работал один и вдумчиво, четко зная, что и для чего он коллектирует, нынешние «музейные спецназы» гребут все, что видят, берут массовостью выборки. Отстреливают подряд всех мало–мальски примечательных птиц; всех доступных жуков и бабочек ― в морилки; всех амфибий и рептилий ― в сорокалитровые фляги с формалином. И все это ― за–ради расширения музейных фондов под лозунгом: «Успеем сохранить для науки все, что можно!» А то, что не все из собираемого нужно, и что отходов много, и что красно- книжные виды в сборах «по случайности» оказываются, так это неизбежные издержки производства… Дома разберемся… Ба–бах! ― выстрел; сильно разбило птицу? Ну что ж делать, вот ведь незадача, брось ее; ба–бах! ― еще раз; вот эта получше… И ведь все уверены при этом, что делают большое и важное дело…